11.08.2014

“Киликия” — десять лет спустя

Десять лет прошло с того дня, как началась знаменитая эпопея армянского корабля “Киликия” — судна, построенного сердцем и руками членов клуба морских исследований “Айас”, руководимого Кареном Балаяном. “Киликия” пустилась в плавание летом 2004 года. Первый этап путешествия продлился четыре месяца и завершился в ноябре. За плаванием “Киликии” следила вся Армения и вся диаспора — уж очень была дерзкой и необычной вся концепция. Экипаж смог доказать, что средневековые армянские морские плавания вовсе не вымысел, а реальный исторический факт. Среди тех, кто ушел в “киликийское” плавание, прежде всего надо отметить писателя-публициста Зория Балаяна — он был единственным членом команды, имеющим большой опыт морских путешествий. Вскоре после плавания З. Балаян отметил: "“Киликия”, подобно сказочному Буратино, сотворенному из дерева, стала живым существом. Мы вместе с ней вернулись здоровыми и невредимыми. Никто ни разу не заболел. Мы спасали “Киликию”, она спасала нас". Как сегодня оценивает “киликийское” плавание Зорий Балаян? Вот что сказал писатель-путешественник:

"Я думаю, наш народ не забудет “Киликию” и ее строителей во главе с Кареном Балаяном. И самое главное — мало кто знает, что маршрут “Киликии” сам по себе достоин быть помещенным в Книгу рекордов Гиннесса. Дело в том, что никогда в истории мирового мореплавания ни одно судно не прошло по 7 морям, в буквальном смысле “окольцевав” Европу. По сути, “Киликия доказала, что Европа — это остров”. “Киликия” имела огромное значение: без нее не было бы “Армении”, то есть первого в истории армянского народа кругосветного путешествия".

Совсем недавно “Киликия”, несколько лет пребывающая на озере Севан, превратилась в плавающий музей и предлагает туристическо-познавательные услуги. Во время плавания по озеру члены экипажа рассказывают о путешествиях вокруг Европы, о киликийских купцах-мореплавателях, о самой “Киликии”.

Предлагаем отрывки из замечательной книги Зория Балаяна “...Моя Киликия”, несколько страниц из дневников члена экипажа “Киликии” Карена Даниеляна.

“Киликия” — мечта из детства”. Елена Шуваева-Петросян

Когда-то Армения была страной от моря до моря, и пусть это был недолгий период, армяне связаны с морем в веках и навеки. Может, именно поэтому так много судостроителей и морских деятелей армянского происхождения, не говоря уже о кораблях армянских купцов, которые вообще не ведали преград.

История сохранила сведения об армянине, который в VIII веке был адмиралом египетского флота. Антон Сурьян (в Венеции его называли Антон Армянин) в середине XVI века разработал новую систему спуска кораблей на воду, создал устройство для очистки морского дна. В 1571 году в битве при Лепанто Сурьян так умело расположил установленные на венецианских кораблях орудия, что турки были в пух и прах разбиты в морском бою. А вспомните знаменитый турецкий флот — он состоял из армян и греков.

Вице-адмирал российского флота Лазарь Серебряков, вице-адмирал Военно-Морского Флота Валериан Сурабеков, адмиралы Бразилии Нубар-Завен и Завен-Нубар Погосяны, адмирал флота Ованес Исаков — это короткий список великих армян — морских деятелей.

Сейчас у армян осталось Гегамское море, то есть Севан, на котором стоит парусный корабль “Киликия” — точная копия торгового судна XIII века времен Киликийского царства. Именно на нем десять лет назад команда капитана Карена Балаяна совершила плавание по 7 морям вокруг Европы.

Он рассказывает о своем детище — “Киликии” — с большой любовью, ведь корабль — это мечта из детства, которая благодаря долгим исследованиям источников в Матенадаране, библиотеках и тяжелому труду воплотилась в реальность.

В 1985 году был создан клуб “Айас”, который объединил тех, кто глубоко и искренне предан морю, армянской истории, в том числе морской Армении. Ребята просто бредили морской стихией. Армянские мореходы мечтали пройти по морским путям армянской “Киликии”.

Cтроительство судна “Киликия” началось в 91-м. Было трудно, но главное, что все были вместе и все верили в успех. Корабелы использовали только те детали, которые были в ходу в кораблестроении в XIII веке. И даже одежда, еда, быт, навигационные приборы у армянских моряков тоже такие же, какие были у средневековых киликийских купцов. Ведь иначе не прочувствуешь, каково было морякам того времени.

В мае 2002 года постройка судна была завершена. Еще два года “Киликию” испытывали на Севане. В июне 2004 года парусник отправился в первое плавание. Оно проходило в три этапа. Первый этап: июль 2004, Поти — октябрь 2004, Венеция; второй: май 2005, Венеция — август 2005, Портсмут; третий этап: май 2006, Портсмут — август 2006, Санкт-Петербург, далее по рекам России “Киликия” вернулась в Черное море в сентябре того же года. Также “Айасовцы” построили две традиционные севанские лодки. Эти быстроходные лодки упоминаются в источниках Х века.

Следующая крупная экспедиция, которую планируют осуществить армянские мореплаватели, это пройти по следам потерянных армянских кораблей. И опять же — долгие и кропотливые исследования старых источников... Долгое время Карен Балаян с командой изучал источники, свидетельствующие об армянском торговом судне XVII века Quedagh Merchant, разграбленном и затопленном пиратом Уильямом Киддом. Они локализовали несколько предполагаемых точек следования корабля — острова Мона, Саона, реки Ля Романа, Хигуэй. Точных сведений нигде не было. В 2007 году вместе с Павлом Галумяном и Изабелой Агад-Галумян из Швейцарии, у которых была собственная яхта Anait и которые тоже интересовались армянским судном, команда Балаяна отправилась на поиски останков корабля. В этот же период профессор университета Индианы Чарльз Беккер объявил, что у берегов Доминиканской республики в Карибском море, около острова Каталина рыбаки обнаружили на глубине 3-4 метров останки корабля XVII века — предположительно, это и есть армянское торговое судно Quedagh Merchant. Армянская команда обследовала место, а через несколько месяцев университет Индианы организовал раскопки, которые, к слову, ведутся по сей день. Экспедиции и съемки фильма велись с яхты Anait. Итоги исследований были представлены на конференции в Ереване. Карен отмечает, что Чарльз стал настоящим армянином, борясь за право принадлежности корабля армянам. И даже опустил капсулу с армянским флагом на место затопления судна. Недавно Чарльз Беккер получил звание почетного доктора Академии наук Армении и планирует приехать в Ереван с выставкой, посвященной Quedagh Merchant. А рядом с островом Каталина вскоре будет открыт музей судна, поскольку останки решили не поднимать на сушу.

Quedagh Merchant стал международным проектом, в котором задействовано несколько стран. Корабль найден у берегов Доминиканской республики, американцы организовывали экспедиции, судно было построено в Индии в Сурате, где проживало много армян, по традиционной индийской технологии, пират Кидд был английским подданным, ну а само судно принадлежало армянским купцам, правда, имело французский паспорт.

Карен отмечает, что на смену им идет достойное молодое поколение, которое пришло отнюдь не с улицы, а активно участвовало в деятельности “Киликии”, в том числе и во время ремонта судна. А дел у армянских моряков невпроворот: помимо туристических туров, совершаемых на “Киликии” и лодках по Севану, они занимаются школой дайвинга, исследуют севанское дно, которое очень богато на находки. К слову, по дну Севана проходит разлом и оно практически не исследовано. Некоторое время назад Карен вместе с французами участвовал в подводной экспедиции. “Не ожидал, что севанское дно настолько интересно, — говорит он. — А недавно дайвер Ваге обнаружил лодку с коваными гвоздями. А для нас любое найденное судно представляет огромную ценность”.

Целая планета под названием Кесабия. Зорий БАЛАЯН

(Из книги “...Моя Киликия”)

...Во время одной из поездок в Сирию мне довелось вместе с небольшой делегацией из СССР встретиться в Дамаске с бывшим президентом Сирии Хафезом Асадом. Я напомнил, что был свидетелем того, когда осенью 1978 года во время гражданской войны в Ливане десятки тысяч армян стали беженцами и нашли прибежище в Сирии. Президент рассказал, как его отец в тяжелые годы после геноцида армян приютил армянские семьи, помогал обустраивать несчастных беженцев. Так что немудрено, что сын, выполняя заветы отца, помогал армянам, когда те спустя шестьдесят лет вновь оказались в беде. Возможно, подобного рода аргументы могут быть восприняты как проявление эмоций. Однако речь идет об истине, которая всегда конкретна. В сирийском Кесабе армяне процветают. У них есть свой, я бы сказал, величественный (и по архитектурной красоте, и по параметрам) культурно-просветительский центр, где размещается школа, пространный зал для проведения самых различных мероприятий, гостиница, ресторан. И законными хозяевами всего этого комплекса являются армяне. Речь не об одном каком-то исключительном случае. Не об одном населенном пункте Кесаб. Речь о целой планете под названием Кесабия. Поездив на следующий день по утопающим в зелени и яблоневых садах армянским деревням, я понял, что речь уже идет о целом созвездии обитаемых армянами звезд.

Ежегодно в третье воскресенье сентября в Кесабе торжественно провожают летнюю каникулярную, можно даже сказать, дачную пору. Отмечают этот день как в селах, так и в самом “райцентре”, где собираются делегированные из всех населенных пунктов Кесабии, а также Латакии, Алеппо и других городов Сирии и даже, бывает, из Антакии, находящейся по ту сторону границы — в турецкой части исторической Киликии. Праздник прощания с каникулами отмечается пышно, организованно, весело. Надо же было такому случиться, чтобы именно в этот день я, к счастью, тщетно пытался переехать турецкую границу, и внутренний голос, если не сказать, долг привел меня в Кесаб (опять же перст судьбы), чтобы вместе с кесабцами отметить их счастливый день, который стал и моим праздником тоже.

...Вдруг в окно номера гостиницы ворвался какой-то, я бы сказал, размеренный шум. Будто спортивный тренер давал команду группе ребятишек. Подошел к окну и определил, что, собственно, не очень и ошибся. Перед входом в школу выстроились одетые в униформу (синие брюки и юбки, белый верх) дети в четыре шеренги. Пели песню на армянском. Затем на арабском. Послышалась команда: налево! И теперь уже четыре колонны одна за другой строем, без шума вошли в школу.

Я наспех сделал свою традиционную зарядку из нескольких обязательных упражнений, облился холодной водой, благо, бриться уже не надо, и, надев форменную полурукавку с нагрудной эмблемой “Киликия”, с блокнотом в руках быстро спустился вниз и прямо отправился в школу. В учительской сидели несколько учительниц. Они меня узнали. Я надписал читателям школьной библиотеки несколько моих книг и попросил, чтобы меня повели в какой-нибудь класс. Однако, зная сирийские законы, я сам попросил, чтобы прежде меня познакомили с директором школы. Во всей стране, во всех армянских школах директорами являются арабы по национальности. Это, как я часто назойливо повторяю, реалии жизни, это данность. Об этом я хорошо знал еще в 1978 году и в последующие годы, когда посещал Сирию, каждый раз убеждаясь, что официальный сирийский директор и неофициальный армянский очень даже с пониманием и осознанием важности закона сотрудничают, работая вместе. Кабинет директора Таут Аммуна. Я его в шутку назвал Давидом, он очень охотно и, широко улыбаясь, принял армянскую (и не только армянскую) версию его имени. Вот что Аммун сказал, не скрывая гордости за свой долголетний стаж работы именно в этой армянской школе: “Я тридцать лет уже работаю здесь. Можно сказать, целых три поколения армянских детей оперились в этой школе. Сегодня многие наши бывшие ученики работают здесь учителями”.

Все это тоже железный аргумент в пользу того, что у армян и у многих мусульманских народов абсолютно отсутствует религиозная нетерпимость. Причины противостояния чаще всего кроются в расистской и фашистской идеологии, проповедуемой теми или иными лидерами своих стран.

Я посетил несколько классов прямо во время урока и в присутствии армянских учителей и теперь уже моего дорогого приятеля Давида Аммуна очень даже здорово веселился с ребятами.

По договоренности с веселым, словоохотливым и очень популярным в Кесабии Григором Думкяном (Коко) машина остановилась у школы в точно назначенный час. И мы отправились по “созвездию” кесабских армянских сел, мимо добротных и симпатичных домов, мимо поистине райских яблоневых садов. В машине также были не то кесабские алеппцы, не то алеппские кесабцы Амбарцум (Амби) Джабухджурян и Геворг Лаблефян. Отличный был экипаж. Все трое, мешая и перебивая друг друга, взахлеб рассказывали о селах, о своих тамошних друзьях, о самых старых и самых молодых, о церквях. И тем не менее я успевал вылавливать нужное и записывать на ходу. Первое, что я сделал, написал название всех сел. При этом Грикор, который лучше других знал географию края, подчеркивал, что есть у них опубликованные исторические названия армянских населенных пунктов времен Киликийского государства. Турки, как известно, захватив чужие земли, тотчас же переписывают и переиздают карты на свой лад. Так что не только Константинополь стал Стамбулом, но и кесабское Севахбюр — Карабулахом. Кстати, с разрешения сирийских властей еще давно село это снова перекрестили в Севахбюр. Далее я только успевал заскочить в очередное село, попить родниковой воды и написать название населенного пункта: Каладуран, Эскюран, Керкюна, Чинар, Бахткахер и другие. Недалеко от упомянутого села Эскюран кесабцы раз в году устраивают паломничество. Собираются и, как это делают в Армении у памятника мусалерцам, варят арису — овеянное легендами традиционное блюдо из пшеницы и курятины. Паломничество это посвящается памяти жертв геноцида, памяти героев, отдавших жизнь за Родину.

Во второй половине дня мы медленно, с остановками у памятных мест ехали, спускаясь к морю. После одного из крутых поворотов неожиданно открылось самое, может, уникальное для армянина живописное полотно: с двух сторон склонами нисходят зеленые горы, а между ними виднеется кусочек голубого моря. На горизонте видна горная гряда. Это гора Моисея — Мусалер, Мусадаг. Несколькими штрихами я на листке блокнота “скопировал” этот неведомый, как сказал бы Бальзак, шедевр.

Хотелось посмотреть еще ближе. Для этого надо было спуститься до самого моря, где прямо на берегу находится сирийская погранзастава. Коко сказал, что проблемы не будет. Сирийцы никогда не препятствовали подходить туда и снизу обозревать Мусалер. По дороге зашли в село Керодуран, где я познакомился, как с живым существом, еще с одной церковью святой Богородицы. В блокноте сделал набросок небольшой симпатичной церкви. А минут через десять мы уже стояли на самом берегу моря. Нам, конечно, повезло: погода была отменной. Мусалер был виден очень хорошо. Я насчитал четыре, как у Арагаца, пологие вершины. Последняя (слева-направо) и есть гора Моисея. Именно на этой вершине я у себя в блокноте “водрузил” флаг спасения. У основания гряды на голубой водной полосе я набросал быстрыми линиями два суденышка. Это уже для ясности: именно здесь стояли два французских судна “Жанна д’Арк” и “Гишен”, которые вывезли чудом уцелевших мусалерцев. Я ничего не писал. Только думал и, может, даже, не глядя на бумагу, проводил какие-то линии. Внизу название “Мусалер” и дата “20 сентября 2004 года 16 часов 20 минут”.

Ни у кого из нас не было фотоаппарата (у меня вообще никогда не было фотоаппарата), и я тут вынужден был сделать в блокноте еще несколько набросков. Чтоб легче было определить место священной горы, я выделил некоторые детали: мыс, который справа хорошо виднеется, — это Турция. И чуть ближе — курган из больших камней, заменяющий своеобразный пограничный столб между Сирией и Турцией.

Последнее село, которое мы посетили, называлось Дюза-разан. Там Коко познакомил меня с известным на всю Кесабию 82-летним старцем Джорджем Литяном, который ухитряется получать каждый день свежие газеты и информирован во всех вопросах, волнующих армян. Часик посидели у Джорджа-Кери в саду за стаканом вина, и он поведал мне о всех последних новостях мира. Под конец сделал своеобразное заявление-завещание: “Я родился дашнаком и умру дашнаком, и дашнаком буду на том свете”.

Гор из Ташира. Карен Даниелян

(Из дневников члена экипажа “Киликии” Карена Даниеляна)

В Степанаван автоколонна из трех грузовиков и трейлера с величаво возвышавшейся “Киликией” въехала после захода солнца. Пока ехали по городу, палубной команде пришлось помучиться — вооружившись шестами и рогатинами, ребята во время движения приподнимали протянутые над улицами электропровода, чтобы судно их не снесло.

Едва только трейлер занял отведенное место на центральной улице, началось народное ликование. Каждый старался прикоснуться к борту парусника то ли для того, чтобы оказаться причащенным к экспедиции, то ли тем самым вкладывая в ее успех частичку своей судьбы и своего личного благополучия. Пожилой мужчина украдкой поднес к борту корабля сидящего у него на руках внука и, надеясь, что его никто не слышит, тихо уговаривал: “Потрогай, прикоснись! Это “Киликия”! Она принесет тебе счастье, а ты благослови ее. Потом будешь своим внукам рассказывать...”

Внезапно хлынул проливной дождь, мгновенно разогнавший собравшихся. Это был первый дождь на нашем пути. Через палубные щели вода стекала в трюм так, будто на пути ее не было никаких преград. Еще бы, судно полгода стояло на суше, и дерево ссохлось — должно пройти время, чтобы доски разбухли от влаги и щели закрылись. Все и все промокло до нитки, включая телекамеру местного оператора. Молоденькая журналистка чуть не плакала от отчаяния — такая тема пропадает!

Спрятаться было негде. Каждый из членов экипажа, чтобы укрыться от потоков низвергающейся воды, отыскивал наименее протекающие площадки. Приходилось стоять на одной ноге, изогнув туловище невероятным лекалом и раскинув руки в замысловатым узоре, чтобы свести обливающие тебя потоки к минимуму. В трюме стоял хохот и не смолкали шутки.

Когда наутро члены экипажа, выбравшись из мокрых спальников, выползли на палубу, они с удивлением обнаружили вокруг корабля собравшихся горожан и журналистов, терпеливо ожидающих пробуждения команды.

Проведя экскурсии и раздав интервью, наш неповоротливый поезд вновь двинулся в путь. Степанаванцы провожали нас, словно президента дружественного иностранного государства. Растянувшись по обеим сторонам улицы, они благословляли и желали попутного ветра путешественникам. Кто-то даже бросил цветы под колеса трейлера — это были первые цветы, полученные нашей командой.

В Ташире остановились на несколько часов, чтобы приварить к дышлу трейлера дополнительные швеллеры, в очередной раз поменять поломанную ступицу и в последний раз пообедать на родной земле.

Жители и здесь проявили особый интерес к нашему кораблю. Очередь из желающих спуститься в трюм не уменьшалась до самого отъезда. Среди толпы, осаждавшей судно, внимание привлек мальчишка лет восьми-девяти. Всякий раз, когда кто-то из посетителей мешкал с подъемом по деревянной лестнице, прислоненной к борту корабля и используемой в качестве трапа, он, резво взобравшись на верхнюю ступеньку, застывал, завороженно глядя на палубу, и стоял так, пока его не сгоняли ожидавшие внизу своей очереди посетители. Казалось, он мог стоять так вечно. Он находился возле корабля весь день и умудрялся быть одновременно повсюду, непрестанно задавая вопросы членам экипажа, всегда добиваясь обстоятельного ответа.

Когда мы, наконец, тронулись, в качестве эскорта колонну сопровождала стайка бегущих и едущих на велосипедах мальчишек, которые постоянно рисковали оказаться на пути тяжелых грузовиков. Все сопровождающие колонну шли по обе ее стороны и выдергивали отроков из под колес.

Гор, так звали мальчишку, очутился рядом со мной. Сначала он солидно шел молча, потом его ладошка оказалась в моей руке. Он расспрашивал о корабле. Его интересовали подробности — кто строил, сколько весит, как противостоит стихии и пр. Рассказывал и о себе, сообщив, что тоже хочет стать моряком и даже был один раз на Севане. Учится он в третьем классе, правда, учится неважно.

— Что, — спросил я, — не получается или охоты нет прилично учиться?

— Охоты нет... — мрачно ответил он.

Не отдаляясь от моей ноги более, чем на 20 сантиметров, он по-взрослому расспрашивал меня о семье, детях и, услышав, что у меня взрослые дочери, вдруг остановился и воззрился на меня с изумлением:

— Старше, чем я?!

Пришлось его огорчить. Да, старше. Он немного замялся, но, смирившись, упрямо произнес:

— Все равно я стану моряком...

По мере того, как колонна приближалась к городской окраине, эскорт редел и, в конце концов, остался только пяток велосипедистов, с которыми наравне бежал Гор. На него обратили внимание члены экипажа, давно уже пересевшие в микроавтобус, следующий в хвосте колонны. Щеки его раскраснелись, лицо побледнело и обострилось, он тяжело дышал, но от велосипедистов не отставал. Капитан-наставник Самвел Карапетян заметил, что у мальчика налицо стайерские способности. Но мальчишку стало жаль — мы остановили машину и забрали его в салон с условием, что через пять минут он вернется домой, так как от города мы уже отъехали достаточно далеко.

Проехав еще метров пятьсот, мы высадили его и попрощались. Мальчик постоял, поглядел нам вслед и, вновь припустившись за колонной, догнал велосипедистов. Он несся в их окружении, не отставая ни на шаг.

— Ну дыхалка у парнишки! — восхитился Самвел. Стойте, я возьму его координаты. Такой бегун пропадает. Надо его по возвращении устроить в спортивную школу.

Мы снова посадили его в микроавтобус.

— Гор, назови свою фамилию и адрес, — приготовился записывать Сэм.

Лицо мальчика вдруг сморщилось и глаза наполнились слезами. Он затравленно оглянулся в окно, видимо, прикидывая, как можно удрать, но машина ехала достаточно быстро для того, чтобы можно было спрыгнуть на ходу, опустил голову, плотно сжал губы и набычился. Мы решили, что он не понял вопроса и стали объяснять его суть. Наконец, мальчик выдавил:

— Не надо... Я больше не буду... Мама меня ругать будет...

Ну конечно же, мать предупредила его, чтобы он далеко от дома не отходил, а тут он оказался аж за городом. Мы отстали от него и высадили. Дальше Гор не побежал. Он долго стоял на пыльной дороге, провожая глазами людей, которых ждали дальние края и невероятные приключения.

Позже мы очень пожалели, что никто не сфотографировал малыша. Мы сами находились в совершенно эйфорическом состоянии в преддверии экспедиции и о многом вообще не думали. Но лицо мальчика, вернее, его глаза — горящие и пытливые — запомнились всем.

В бухте ветров

Поздней ночью 2 июня “Киликия” вошла в Мессинский пролив. Здесь жил когда-то бог ветров и, играя на своей эоловой арфе, рассылал по миру различные ветра, почему Липарские острова называют также Эоловыми. Вытянувшиеся по обе стороны пролива знаменитые скалы Сцила и Харибда оказались ничем не примечательными холмами и совершенно не соответствовали известным нам по описаниям Гомера страшным скалам. Сам пролив, будучи довольно широким, отличался от морского пространства разве что большей оживленностью судоходства.

Ветер был слабым, часто меняющим направление, поэтому к месту стоянки шли довольно долго. Зато успели хорошо рассмотреть это курортное местечко. Изрезанный бухтами холмистый берег, покрытый небольшим леском, производил очень уютное впечатление.

Курортный городок Липари находился в глубине одной из бухт крупнейшего из Эоловых островов. Берег представлял собой невысокие скалы, которые были перерезаны шоссейной дорогой. По обе стороны трассы растут колючие агавы, привлекая редких пешеходов своими мясистыми листьями и яркими цветами. Это шоссе незаметно превращается в главную магистраль городка, от которой в разные стороны разбегались узкие улицы. Большинство из них имеет односторонние движение. Если присесть на одну из редких скамеек на этих улочках и закинуть ногу на ногу, то, чтобы пропустить проезжающий автомобиль, придется ее убрать. Входные двери стоящих по сторонам двух-трех этажных домов открываются непосредственно на улицу и прохожий на мгновение окунается в аромат и атмосферу чужой жизни, потому что за дверью сразу начинается жилое помещение, без всяких прихожих и коридоров.

Липари оказался одним из немногих городов, где у нас практически не было гостей. Может быть, потому что стояло судно далеко от центра, а может быть, потому что у отдыхающих здесь туристов было много своих дел. Один из редких посетителей, миланец Джакомо, сообщил, что у него подруга — армянка по имени Анаид, и добавил:

— А вы знаете, что покровитель города Липари, святой Бартоломео, был армянином.

Видимо, он прочел где-то, что апостолы Бартоломео и Фадей побывали в Армении, и таким бесхитростным комплиментом решил сделать нам приятное. Надо признаться, это ему удалось.

А хозяин передвижного лотка, у которого мы покупали овощи и фрукты, соотнеся изображение судна на наших майках с силуэтом стоящего у причала парусника, вдруг заголосил: “Вага пего (что означает “черный корабль”) Pirato!!! Bandito!” Он весело хохотал, всплескивал руками и сделал нам солидную скидку.

Наш оператор, Самвел Бабасян, отличавшийся нетерпимостью характера, когда мы покидали территориальные воды Италии, глядя на растворяющийся в дымке берег, задумчиво произнес: “Хотя я ни слова не понимаю по-итальянски, я понял, что я мог бы жить среди них”.

Я думаю, многие из экипажа с ним согласились. Было что-то родное в их манере разговаривать, шутить, в их лености, порой граничащей с безалаберностью, в доброжелательности, которая у нас, как ни прискорбно, все больше стала уступать место меркантильности и самодовольству.

Источники:

1. nv.am