Глава XXIII. В походе

В походе

В конце сентября 2-я Тихоокеанская эскадра, посланная на помощь осажденному Порт-Артуру, покинула Ревельский рейд и, обогнув остров Нарген, вышла из Финского залива в открытое море. Перед ней лежал несказанно длинный путь: из Балтийского моря в Северное, через узкий пролив Ла-Манш, мимо берегов Европы, вокруг Африки к далеким землям Восточной Азии. Нужно было пересечь три океана и пройти много морей, проливов и заливов. Предстоял неслыханный по своим трудностям военно-морской поход.

Вместе со вспомогательными судами в эскадру входило около сорока кораблей - настоящий плавучий город.

Красой и гордостью всей эскадры были четыре новейших броненосца - "Князь Суворов", "Александр III", "Бородино" и "Орел". Они строились однотипными и, как близнецы, во всем походили друг на друга - огромные корабли с многими надстройками, закованные в толстую броню. На носу и на корме высились вращающиеся башни, из амбразур которых выглядывали длинные дула орудий. Орудия были на правом и левом борту, на палубе, на мостиках. В специальных гнездах стояли минные и паровые катера, баркасы, шлюпки. Мощные прожекторы освещали путь корабля. Более девятисот человек команды обслуживало такой стальной гигант.

Наряду с новыми броненосцами в эскадре было много старых кораблей, с малым ходом и недальнобойной артиллерией.

Эскадра была вообще слабо подготовлена. Личный состав, особенно артиллеристы, плохо обучен. Многие только что пришли служить во флот или призваны из запаса. Снарядов имелось недостаточно. Радиосвязь не налажена. На военном совете, где решалась судьба эскадры, раздавались голоса о том, что нужно повременить с выходом, исправить недостатки. Но адмирал Рожественский, командир чрезвычайно самонадеянный и бездарный, настоял на немедленной отправке.

Вытянувшись в две кильватерные колонны, эскадра все дальше уходила на просторы Балтийского моря. Правую колонну возглавлял флагманский корабль "Князь Суворов". За ним следовали остальные три броненосца.

"Орел" шел, гордо рассекая носом волны. Все на нем блестело, всюду чистота и порядок. Никаких следов от недавней аварии.

Как на всех кораблях эскадры, день на "Орле" начинался рано. В пять часов горнист играл подъем. И сейчас же в разных уголках огромного корабля заливались дудки унтер-офицеров и раздавалась команда:

- Вставай! Койки вязать!

И через несколько минут вторая:

- Койки наверх!

Вслед за тем сотни людей взбегали по трапам, неся в руках аккуратно зашнурованные подвесные койки. Койки вкладывали в сетки на палубе номерками кверху. Затем шли к умывальникам. После умывания следовал завтрак. А дальше начиналась уборка, ученье, обед, отдых - обычный судовой день.

Окончив обед, матрос Алексей Новиков - невысокого роста, широкоплечий, большелобый - оглянувшись кругом, направился к офицерским каютам.

Остановившись у двери каюты корабельного инженера Костенко, он тихо постучал и вошел внутрь.

Тот, кто умел наблюдать, мог заметить, что матрос Новиков и офицер Костенко часто беседуют. Правда, они старались делать это незаметно для других и при появлении кого-либо умолкали, расходились.

Сейчас Владимир Полиевктович Костенко сидел за столом в своей небольшой каюте и читал. Он был молод, смугл лицом, с черными пушистыми усами и волосами ежиком. Карие внимательные глаза смотрели пытливо.

- А, это вы? - сказал Костенко, увидев Новикова. Голос у него был чистый, приятный.

- Принес книжку, которую вы мне дали почитать, - ответил Новиков и протянул "Овод" Войнич.

- Что вам понравилось в этой книге? - спросил Владимир Полиевктович.

- Борьба за свободу. Твердость характера Артура. Преданность своим взглядам.

- Да, вы совершенно правы. И эта твердость очень нужна нам.

Они заговорили о войне. Костенко рассказывал Новикову последние сведения из газет и открыто делился с ним своими мыслями о безысходности войны.

- Мы плохо вооружены, - говорил Костенко. - Наши правители в большинстве своем заносчивы и бездарны. Эта война - преступная авантюра правительства, за которую, к сожалению, будет расплачиваться народ. Революция неизбежна. И вот где нам надо проявить твердость.

Если бы кто-нибудь из начальства узнал о разговоре офицера Костенко, о том, какие мысли внушает он "нижним чинам", какие книги дает читать, его сейчас же отдали бы под суд. Но Владимир Полиевктович не боялся говорить с матросом Новиковым. Они уже давно были друзьями. Костенко знал, что Новиков сидел в тюрьме и сейчас находится под негласным надзором как политически неблагонадежный. Об этом он услышал от старшего офицера "Орла", когда Новиков только вступил на палубу корабля в Кронштадте. Вместе с документами Новикова была прислана секретная справка из жандармского управления. "Это хорошая гарантия, - подумал тогда Костенко. - Жандармы свое дело знают, и их "рекомендации" даром не даются".

Владимир Полиевктович Костенко был революционером. Еще на втором курсе Морского инженерного училища, которое он только что окончил, воспитанники создали революционный кружок. Они проносили в училище нелегальную литературу, тайком читали подпольно изданные листовки, номера газеты "Искра", работы Маркса, Ленина и Плеханова, были связаны с социал-демократической организацией большевиков.

Во время летней практики молодые кораблестроители направлялись на петербургские судостроительные заводы. Там они вели пропаганду среди рабочих.

Костенко принимал самое активное участие в работе кружка в училище. Он мечтал о том времени, когда власть будет принадлежать народу.

Попав на броненосец "Орел", Костенко старался найти пути для сближения с матросами. Это нужно было делать очень осторожно. Он решил начать с Новикова, но и для разговора с ним надо искать подходящий случай.

В начале октября эскадра подошла к Либаве. Либава - последний порт на родной земле. Стоянка продолжалась два дня - корабли делали окончательные погрузки.

Владимир Полиевктович сошел на берег, прогулялся по городу и направился в Морское собрание. Здесь было шумно. Ко многим офицерам приехали проститься родственники.

Костенко никого не ждал и чувствовал себя одиноко. Он пошел в библиотеку, посмотрел последние журналы и газеты. Всюду патриотические призывы, в хронике провинциальной жизни, описываемой в журнале "Русское богатство", отражались дикий произвол властей и безудержная эксплуатация народа, придавленного полицейским режимом. "Сколько же еще будет тянуться народное долготерпение?!" - думал Владимир Полиевктович.

Выйдя из библиотеки, он пошел по главной улице Либавы и остановился возле витрины большого книжного магазина. Владимир Полиевктович любил книги. Он много читал, умел разобраться в прочитанном, оценить книгу.

Рассматривая разложенные перед ним книжные новинки, Костенко вдруг почувствовал, что рядом остановился еще кто-то и тоже внимательно разглядывает витрину. Костенко обернулся. Возле него стоял матрос Новиков. Он так увлекся созерцанием книг, что ничего не замечал вокруг. Он весь преобразился. Глаза его выражали восторг перед тем огромным богатством мыслей, знаний, которое скрыто под этими белыми, синими, серыми, коричневыми обложками. Причем его внимание, по-видимому, привлекали самые серьезные книги исторического и политического содержания.

"Вот тот случай для разговора, который я искал", - подумал Владимир Полиевктович.

Новиков вдруг очнулся и увидел Костенко. Он вытянулся в струнку, отдал честь. Глаза его стали внимательно-настороженными.

Костенко ответил кивком головы и, улыбнувшись, сказал:

- Кажется, книгами увлекаетесь? Не мешает запастись для чтения на дорогу. Больше такой возможности уже не будет.

Новиков смутился.

- Да вот книг много, глаза разбегаются, а сразу не разберешься...

- Чем же вы больше всего интересуетесь? Литературой, историей, естественными науками?

Новиков подумал. Потом решительно сказал:

- Я хотел бы найти такую книгу, откуда можно понять, почему наша жизнь так плохо устроена.

- Ну, это сложный вопрос. Ответ на него найдете не сразу. В плавании заходите ко мне в каюту. Знаете, где она? По левому борту, в батарейной палубе, у кормовой двенадцатидюймовой башни.

Новиков поблагодарил за приглашение. Костенко попрощался с ним и зашел в магазин.

Так началось их знакомство и дружба. Во время тайных встреч, которые им удавалось устраивать, они успели уже переговорить о многом - о роли рабочего класса, о Парижской коммуне, о том, как создать революционную организацию на корабле.

Костенко рассказал Новикову о своем детстве и юности. Его отец был врачом, мать - учительницей. Оба убежденные народники, они, чтобы быть ближе к народу, уехали работать в деревню. Здесь, в селе Полтавской губернии, и родился старший - Владимир. Кроме него в семье было еще четверо детей.

Море и корабли Владимир полюбил с детства, хотя ни среди родственников, ни среди знакомых отца и матери моряков не было. Мальчик тянулся к кораблям на картинках в книгах и журналах, расспрашивал об их устройстве, сам мастерил лодочки и суденышки. Он ставил на них паруса, нагружал камешками, кусочками дерева и смотрел, на сколько они опускаются в воду, когда начинают тонуть, заставлял двигаться против течения.

Детское увлечение позже перешло в серьезное желание стать кораблестроителем. Он им стал, несмотря на большой конкурс в Морское инженерное училище, и очень любил свою специальность. Его волновало все, что относилось к кораблям.

В своих беседах они не раз касались темы кораблестроения в России.

- Неподвижность, отсутствие гибкости нас губят. Вот возьмите вы вопрос живучести корабля. Чрезвычайно новые и полезные идеи талантливого ученого Крылова не находят применения во флоте. Их не понимают и не хотят понять, - с возмущением говорил Костенко.

Он был горячим последователем Крылова. В училище Костенко детально изучил теорию Крылова о непотопляемости кораблей. Занятиями руководил передовой, интересующийся всем новым преподаватель, который рассказывал воспитанникам о системе спрямления корабля, разработанной Крыловым, и его таблицах непотопляемости. Под руководством преподавателя воспитанники сами составили таблицы для некоторых кораблей.

- Такие таблицы должны быть на каждом корабле. Неповоротливость и застой в деле непотопляемости - прямое следствие отсталости государственного строя. Вот вы прочли "Овод" и еще несколько книг. Сейчас я хочу предложить вам кое-что посерьезней, - сказал Костенко.

- Вы знаете, откуда это у меня? - неожиданно спросил он, указывая на икону, висевшую в каюте.

- Знаю. Вам ее подарили рабочие.

- Да. И она мне очень дорога.

Владимир Полиевктович вспомнил, как сразу после окончания училища его послали на достройку броненосца "Орел". Тогда он руководил группой мастеровых. Это были не постоянные городские рабочие, а сезонные, из деревень. В лаптях, с котомками за плечами, с узелками и самодельными деревянными крашеными сундучками они шли из Новгородской, Псковской, Тверской, Ярославской губерний в Питер на заработки, потому что в деревне не прокормиться. Но все их желания, все помыслы оставались связанными с деревней, где дом и семья. Их жизнь здесь была неустроенной. Костенко относился к рабочим хорошо, как мог, старался удовлетворить их нужды. Его любили и уважали. Но вот настал день, когда работа закончена. Броненосец уходит на соединение с эскадрой. Рабочие должны покинуть корабль.

Костенко вышел попрощаться с мастеровыми. Смотрит: стоят на палубе чеканщики, клепальщики, плотники - все те, с кем он успел сродниться за несколько месяцев совместной работы, - и лица у всех торжественные. Выходит вперед старый рабочий, в руках у него икона. Дрожащим от волнения голосом он благодарит Владимира Полиевктовича, говорит о добром отношении к ним, желает благополучного возвращения домой с войны и просит принять в дар от всех икону Николая-угодника, покровителя моряков.

Владимир Полиевктович, хотя был революционером, атеистом, очень растрогался и с благодарностью принял подарок, сделанный от чистого сердца. Он сказал, что доволен работой, на прощание перецеловался со всеми, а тем, с кем был ближе связан, подарил на память свою фотографию.

Когда мастеровые ушли и последний из них торопливо сбежал вниз по трапу, неся в руках свой немудрящий скарб, ему показалось, что он лишился самых близких людей, и ему стало тоскливо.

Икону он повесил, как полагалось, в переднем углу своей каюты.

- Эта икона получена от рабочих и служит делу рабочего класса,- сказал Владимир Полиевктович Новикову и достал из-за иконы толстую книгу.

- Карл Марс. "Капитал", - прочел Алексей.

- Это выдающееся произведение человеческой мысли. Именно здесь...

В это время в каюту постучали. Костенко моментально сунул книгу под подушку. Вошел один из офицеров корабля.

Новиков уже стоял вытянув руки по швам и слушал приказания, которые ему строгим голосом отдавал Костенко.