Глава XXIV. Цусима

Цусима

В кают-компании броненосца "Орел" молодого инженера Костенко офицеры называли "человек-вода". Это прозвище как нельзя более ему соответствовало. Никто так хорошо, как он, не знал водоотливную систему, трюмы, отсеки, расположение кингстонов, помп, трубопроводов.

Еще на достройке корабля он руководил испытанием водой на непроницаемость и прочность каждого отсека, каждой переборки. Вместе со своими рабочими и матросами мог иногда часами просиживать в какой-либо кингстонной выгородке на дне корабля, скрючившись в три погибели, стараясь найти неисправность, путь, по которому вода пробирается из залитого отделения в смежное. Он еще и еще раз продумывал все варианты возможных повреждений в бою и какие меры нужно принять, чтобы корабль не потерял остойчивость.

Своими силами, без приказания свыше Владимир Полиевктович Костенко решил составить для броненосца "Орел" таблицы непотопляемости Крылова и на основе их создать систему спрямления корабля.

Старшим офицером на броненосце "Орел" был капитан второго ранга Константин Леопольдович Шведе. Среднего роста, широкоплечий, с острой бородкой и большими закрученными вверх усами, всегда аккуратный и подтянутый, он был знающим моряком. Любовь к морю и кораблям в роду Шведе передавалась из поколения в поколение. Отец Константина Леопольдовича был корабельным инженером, строил в Петербурге суда, старший брат, погибший в одной трудной экспедиции, тоже был военным моряком, племянник - воспитанником Морского корпуса.

Константин Леопольдович всю жизнь проплавал на военных судах, много раз бывал в заграничных походах. Служил на парусных и паровых кораблях. Парусный флот долго не хотел уступать первенства паровому. Корабли бороздили океаны под парусами, а паровой двигатель применялся лишь при безветрии.

Многие моряки оставались верны старине, не хотели видеть явных преимуществ парового флота. Шведе к ним не относился. Он прислушивался к мнению судовых специалистов, молодежи.

Ему понравилась идея Костенко. Еще бы! Ведь Костя Шведе учился вместе с Алешей Крыловым. Ему ли было не знать мудрую голову Алексея Николаевича, его огромные познания в кораблестроении и способность с помощью математики решать самые трудные практические задачи.

Старший офицер поддержал предложение инженера Костенко. С помощью трюмного механика и матросов была создана система затопления отсеков и перепускания воды по креновым трубам из отсеков одного борта в отсеки другого. Это давало возможность быстро выровнять, спрямить корабль при крене, охраняя его от потери остойчивости и переворачивания.

А эскадра, нещадно палимая тропическим солнцем, овеваемая всеми морскими ветрами, преодолевая бушующие штормы, все дальше шла по чужеземным водам. Так же как Костенко и Новиков, многие матросы и офицеры не верили в победу в этой войне. А при стоянке возле острова Мадагаскар узнали ужасную весть: пал Порт-Артур - твердыня царского самодержавия на Дальнем Востоке. Вместе с Порт-Артуром погиб весь Тихоокеанский флот. Положение становилось все более напряженным. Эскадра посылалась на помощь Тихоокеанскому флоту, а теперь она должна была бороться одна. Многие думали, что эскадру вернут обратно. Но последовал приказ идти во Владивосток.

Среди матросов и революционно настроенных офицеров росло возмущение. Участились случаи неповиновения. Вызывал ненависть вспыльчивый, грубый нрав адмирала Рожественского, "бешеного адмирала", который часто несправедливо распекал офицеров, собственноручно бил матросов. На кораблях не хватало провизии, обуви, одежды. Все износилось, особенно из-за тяжелой ручной погрузки угля в пути. Матросы ходили босые, в лохмотьях. На броненосце "Орел" по приказанию старшего офицера организовали плетение лаптей из отходов пеньки, а "дежурные" сапоги выдавались только на вахту в кочегарку и машинное отделение. На крейсере "Нахимов" и на некоторых других кораблях из-за плохой пищи вспыхнули бунты.

А вскоре еще одно событие взволновало эскадру - до нее докатилось известие о кровавой расправе 9 января на Дворцовой площади в Петербурге.

Страшная правда о Кровавом воскресенье заставила задуматься многих. Алексей Новиков, потрясенный услышанным, нигде не находил себе места. Ему представлялась площадь с каменной громадой дворца, сомкнутый строй солдат и упавшие люди, обагренные кровью... Когда-то он тоже верил в царя, но эти времена давно прошли. Теперь он думал о том, что надо что-то предпринять, надо действовать.

В один из дней февраля Новиков зашел в башню к артиллеристам. Вынув из-под рубахи сложенные вчетверо листы бумаги, он только собрался передать их своим товарищам.

Вдруг тяжелая рука легла ему на плечо. Перед ним стоял старший офицер Шведе. Усы его сердито топорщились.

- Что это за брошюра, Новиков? Уж не прокламации ли ты распространяешь? Дай все сюда.

Новиков протянул бумаги.

Шведе ушел в кают-компанию и там, среди собравшихся офицеров, прочитал вслух отобранную у Новикова брошюру.

Это была статья, написанная самим Новиковым и отпечатанная судовым писарем в нескольких экземплярах на пишущей машинке. В статье Новиков говорил о необходимости всеобщего народного образования. Рассказывал о себе, о том, как ему, простому матросу, трудно получать знания, и что во всем этом виноват царский строй.

К статье был приложен список фамилий матросов и против каждой фамилии проставлена сумма.

Оказывается, это был отклик на призыв газеты "Русь". В последних номерах газеты, каким-то образом попавшей из кают-компании в матросские кубрики, рассказывалось о создании фонда народного просвещения. Под влиянием Новикова, под влиянием его статьи, матросы корабля решили внести свою лепту в этот фонд.

В тот же вечер у Новикова сделали обыск. В его сундучке нашли книги, тетради, заметки. В записных книжках Новиков отмечал разные судовые происшествия, в том числе случаи мордобоя со стороны фельдфебелей, боцманов и некоторых офицеров. С возмущением описывал эпизод изъятия из корабельной библиотеки по требованию судового священника всех произведений Льва Николаевича Толстого.

Мнения в кают-компании разделились. Одни офицеры стояли на том, что Новикова нужно отдать под суд. Другие решительно выступали в защиту Новикова. Они доказывали, что статья написана из хороших побуждений, что указанные в ней недостатки действительно существуют, что сбор средств на народное просвещение является откликом на призыв газеты и служит благородным целям. Факты же, отмеченные в записных книжках, не выдуманы, а имели место на корабле.

Убедительнее всех говорил Костенко. Он, конечно, понимал, какая угроза нависла над его другом. Написать статью против правительства, уговорить писаря без разрешения начальства размножить ее на машинке, распространять свою статью среди матросов и делать сборы - и все это на боевом корабле, во время войны! За это Новиков мог поплатиться жизнью!

Но вторая группа офицеров оказалась многочисленней. К радости Костенко, к ней присоединился Константин Леопольдович Шведе.

Владимир Полиевктович уже давно заметил, что Шведе старается избегать конфликтов с матросами, а иногда даже в разговорах в кают- компании держит их сторону, что он вообще сдержанно относится ко всему походу эскадры, к патриотическим мыслям, высказываемым некоторыми офицерами. Он не верил в благополучный исход войны. Это не раз проскальзывало в оброненных им фразах, в отношении к спорящим офицерам.

В кают-компании Шведе был старшим, потому что командир корабля обедал у себя и в собрании офицеров появлялся только в торжественных случаях. Константин Леопольдович доложил ему дело Новикова и рассказал о мнении большинства офицеров.

На другой день вестовой подошел к Новикову.

- Тебя требует старший офицер.

У Новикова сжалось сердце, застучало в висках. Что ждет его? Что скажет ему старший офицер? Новиков знал, что Шведе может вспылить, накричать, но сердце у него было доброе - это говорили все матросы. Однако дело нешуточное, проступок "политический"...

Волнуясь и стараясь себя успокоить, Новиков пошел по офицерскому коридору.

Константин Леопольдович сидел в своей каюте серьезный и нахмуренный. На столе лежали книги и записки Новикова.

- На, возьми, - сказал он Новикову, подвигая к краю стола все его богатство. - Да сожги это или спрячь так, чтобы никто не нашел. Ты понимаешь, что делаешь? Если бы узнал адмирал, он стер бы тебя в порошок, - покосившись на матроса, добавил Шведе.

Да, Алексей отлично понимал, что ему грозило.

- Сердечно благодарю вас, ваше высокоблагородие, за доброе отношение ко мне, - сказал он с чувством.

Он действительно всей душой был благодарен старшему офицеру. По тем временам Шведе поступил смело, скрыв поступок Новикова. Он рисковал своим положением - ведь кто-то мог донести.

Но все обошлось благополучно. Новикову казалось, будто он вернулся с того света.

Наступил май 1905 года. Прошло семь месяцев с тех пор, как эскадра покинула родные берега. Долгий путь подходил к концу. Корабли вошли в воды Восточно-Китайского моря. Близок Владивосток.

Но мало кому довелось увидеть родную землю. За отсталость царского строя многим пришлось расплачиваться своей жизнью.

В Корейском проливе, против острова Цусима, русские корабли поджидала вражеская эскадра. Она значительно превосходила русскую эскадру по численности кораблей, дальнобойности орудий, скорости хода, выучке личного состава.

14 мая произошел бой.

Под жестоким огнем противника один за другим выходили из строя русские корабли. Был расстрелян и потоплен броненосец "Ослябя", флагманский броненосец "Князь Суворов", броненосцы "Наварин", "Сисой Великий", "Адмирал Ушаков". Великая трагедия разыгралась на море. И многие корабли тонули, потеряв от пробоин остойчивость. То, чего так боялся Крылов, о чем он предупреждал, - сбылось. Перевернулись и потонули сильнейшие броненосцы "Александр III" и "Бородино".

А броненосец "Орел", как родной брат-близнец похожий на эти корабли, хотя получил около трехсот пробоин и вобрал внутрь до пятисот тонн воды, остался на плаву благодаря устройству быстрого выравнивания крена по методу Крылова.

Видимо, недаром Алексей Николаевич вел такую ожесточенную борьбу за свою систему спрямления корабля.

Бой длился два дня. Несмотря на исключительное мужество матросов и офицеров, русская эскадра была разбита. Большинство кораблей погибло, часть сдалась в плен, и лишь трем кораблям удалось прорваться во Владивосток. В морской пучине было погребено более пяти тысяч человек.

Разгром русской армии и флота на Дальнем Востоке стал началом конца царизма.