У Босфора шум сильнее

У Босфора шум сильнее

Вот уже третий день мы едва ползем по обленившимся волнам. Бог Эол, словно скупердяй, подкинул нам ветерок силой всего лишь в два балла, да к тому же ветер оказался юго-восточным, не совсем для нас подходящим. Душная, влажная погода. Даже солнце с трудом пробивалось сквозь пелену изобильных испарений. Видимость - максимум две мили. Один лишь бог знает, в какой точке мы находимся!

Когда я путешествовал на пассажирском пароходе из Варны в Стамбул, то расстояние, разделяющее эти два порта, было "проглочено" за одну ночь. Но что поделаешь, ведь мы сейчас "древние греки" и поэтому должны покорно болтаться посреди моря. Ровно 24 часа мы не видели берега. У нас нет лага, и предполагаемое местонахождение яхты вполне соответствует тому, как если бы она шла в античные времена.

Димитр вслух обсуждал мучившую его проблему психологической совместимости и несовместимости...

- Жан Мериен утверждает, что совместная жизнь двух индивидуумов значительно тяжелее, нежели полное одиночество... И если подобные плавания оканчивались успешно, то это происходило только потому, что один из участников являлся безусловным и неоспоримым руководителем, скорее всего тот, кто финансировал путешествие, или тот, кто хорошо умел управлять судном...

- Наше плавание, - отвечал я, - вряд ли будет столь продолжительным, чтобы случилось нечто из ряда вон выходящее. А как видишь, мы находимся в тех же условиях, о которых говорит твой Жан Мериен.

- Так-то оно так, но меня постоянно преследует мысль, что я здесь вместо "сундука", как говорят моряки.

- Давай, давай...

- Ладно, не буду больше заниматься всякими психологическими анализами, хотя, честно говоря, эти проблемы меня интересуют. Вот, например, проблема одиночества. Скажем, наше одиночество не преднамеренное, это не то одиночество, которое отрицает мир вообще и людей в частности, мы ...

Димитр еще долго продолжал свои рассуждения, принявшие форму монолога. Меня же беспокоили совсем иные проблемы. В глубине души зарождалась тревога. Мы должны быть где-то недалеко от Босфора, а видимости почти никакой. Течение увлекало нас в сторону, ветер слабый, а появившееся волнение на море вполне достаточное, чтобы выбросить яхту на берег.

Память услужливо напомнила о случае с пароходом "Христо Смирненский": в 1953 году в такую же неважную погоду и при плохой видимости он "прозевал" Босфор и ткнулся в берег где-то в этих же местах. По моим расчетам, мы находились именно здесь.

Однако своего беспокойства я стараюсь не обнаруживать и делаю вид, что все в порядке. Даже начал подсвистывать, хотя морское суеверие гласит, что на море нельзя свистеть, иначе это может вызвать бурю!

Но вот наконец-то прямо перед носом "Веги" показался высокий, отливающий белизной берег. Принимая все меры предосторожности, мы стали медленно приближаться к нему. В бинокль я различил здание спасательной станции. Буквы европейские, значит, мы еще на европейском берегу. Отсюда мы должны плыть вдоль побережья на восток, чтобы войти в Босфор. Слава богу, эта проблема отпала. Ну а если бы мы были и в самом деле древними греками?

Ставим паруса, и "Вега" лениво проходит мимо Кысыркая, Эскифенера, маяка Румели, держа курс точно на Босфор.

Не могу объяснить, почему красота Босфора всегда волнует меня так, словно я впервые встречаюсь с ней.

Маленькие нарядные домики посреди платановых и кипарисовых рощ, изумрудная вода, усеянная разноцветными лодками, сверкающие автомобили, проносящиеся по приморскому бульвару, - эта картина каждый раз смотрится по-новому.

Заходим в по-своему красивый зеленый заливчик Бююкдере. Останавливаемся для контроля у грубо сколоченного деревянного причала. Привязываем "Вегу" к жирным от нефти и мазута сваям, которые шатаются от многих тысяч причаливаний и отчаливаний. Жалко нам чистого белого корпуса своей яхты.

Среди пышной зелени печально стояло старое, с облупившейся штукатуркой здание. Служебные комнаты в нем оказались мрачными и тихими, запущенность невероятная. Пахло плесенью, застоявшимся табачным дымом и свежим кофе. В отличие от быстро и по-деловому снующих катеров с работниками "контроля" здесь никто никуда не спешил. За служебными столами почти никого не было видно. А те из чиновников, которые находились в комнатах, спокойно беседовали друг с другом, не обращая на нас никакого внимания. Наконец мы отыскали нужного нам человека, передали ему рекомендательное письмо, и он сразу забегал. Все было улажено довольно быстро: и документы, и подписи, и прочие формальности.

Продолжаем путь к Стамбулу. Димитр непрерывно фотографировал. Повернется налево - роскошные виллы, посмотрит вперед или назад - движутся большие и малые суда, поднимает голову вверх - величественный мост...

Якорь бросили у пристани Долмабахча. На набережной находилось человек десять. Одни ловили рыбу, а другие за ними наблюдали. Только мы подошли, как несколько человек бросились помогать нам закрепить яхту у пристани. После обмена традиционными приветствиями посыпались вопросы на "языке пальцев" и на невообразимой смеси англо-турецко-русских слов: кто мы такие, откуда идем, куда держим путь и т. п. Мы угостили своих добровольных помощников сигаретами и коньяком. Пока мы таким образом "разговаривали", появился мальчик, который с завидной, почти циркаческой ловкостью нес поднос, уставленный чашками с чаем. Ого, наши новые друзья решили взять реванш! Рассевшись здесь же, на пристани, мы молча принялись за чаепитие. Чай оказался густым и очень ароматным. Прямо перед нами покачивалась "Вега" в такт волнам, накатывающимся на пристань. Лучи багрового уходящего на отдых солнца мягко освещали нашу красавицу яхту. Босфор казался нам какой-то декорацией к кинофильму.

К нам подошел старик, чуть-чуть понимавший по-болгарски. Разговор стал более осмысленным. Нам объяснили, что привлекшее наше внимание импозантное здание, расположенное невдалеке, это Художественная академия. Из ее окон на нас глазели длинноволосые ребята и девицы с сигаретами в зубах. Наши друзья рассказали нам о своем национальном герое Ататюрке...

С приморского бульвара (он протянулся до самой пристани) доносится страшный шум, нарушающий романтику: клаксоны, визжащие тормоза, крики уличных продавцов. На ближайшем от нас минарете ходжа с помощью громкоговорителя созывал правоверных на вечернюю молитву.

Я перебрался на яхту, чтобы приготовить постель. Слава богу, этой ночью высплюсь, как и всякий нормальный человек.

Пока я возился в каюте, на пристани появился молодой мужчина с усами, как у Чингисхана, и с не особенно интеллигентной физиономией. Он сразу же включился в разговор и на довольно сносном болгарском языке предложил Димитру "выдать ему паспорт". Димитр без труда догадался, что за человек перед ним, и любезно ответил, что, дескать, паспорт у него уже есть. Тогда "доброжелательный Чингисхан" стал объяснять, что он ему даст такой паспорт, с которым тот может путешествовать куда хочет и когда хочет...

Настроение у всех заметно омрачилось. Некоторые из наших новых друзей дипломатично отошли в сторону, другие же из-за спины "Чингисхана" предостерегающе подмигивали. В конце концов Димитр не выдержал и весьма резко заявил, что он не нуждается ни в каком паспорте. "Доброжелатель" ретировался. Однако магия дружеской атмосферы, царившая до этого на пристани, исчезла.

Я, как и собирался, улегся спать, а Димитр отправился в ближайший ресторан осуществить свою сокровенную мечту: досыта наесться морских деликатесов из креветок, раков, устриц.

Обычно, перед тем как заснуть, я принимался за чтение. Конечно, это было в других условиях, но и в такой обстановке я не изменил своей привычке. Раскрыв книгу, я блуждающим взглядом водил по строчкам, не вникая в смысл. Странная вещь все-таки судьба, какие только фокусы не выкидывает жизнь! Всего лишь каких-нибудь тридцать лет назад ни один из наших яхтсменов, жаждавших совершить морское путешествие под парусами, не мог даже мечтать добраться на яхте до Константинополя. В то время отправиться в открытое море или оказаться застигнутым в нем ночной темнотой считалось чрезвычайным происшествием, на которое смотрели с подозрением. Плавание по морю под парусами большинство людей считали праздным времяпрепровождением.

Никогда не предполагал, что после того как моя абсурдная мечта осуществится, я, находясь всего в нескольких шагах от шумного приморского бульвара, вместо "сбора впечатлений" буду лежать в каюте на койке и читать книгу своего друга, которого сам же привел сюда.

"Итак, с первым этапом нашего путешествия, - думал я, - можно считать покончено". Мысли мои перенеслись в давно минувшее, к древним мореплавателям. Но тут сон начал меня одолевать...

Вдруг крики, отрывистые полицейские свистки! Я ошалело вскакиваю с койки и высовываюсь наружу. На берегу двое дрались. Их причудливые тени мелькали на фоне освещенных витрин. Словно языки ядовитых змей, сверкнули в воздухе два кинжала. Подоспевшая полиция с трудом разняла дерущихся.

Ранним утром, еще до рассвета, нас снова будит резкий рев сирены, но на этот раз не полицейской, а пароходной. К пристани подходило болгарское пассажирское судно "Васил Коларов". Мы должны были быстро переместить яхту к краю причала, чтобы освободить для него место.

На теплоходе "Васил Коларов" у меня много знакомых. Капитан Христов пригласил меня на обед, а судовой врач занялся с Димитром. Не знаю, то ли он объелся морскими деликатесами, то ли они оказались не очень доброкачественными, но мой спутник чувствовал себя неважно.

На этот раз Димитр остается "сторожить" койку и яхту, а я отправляюсь бродить по улочкам и переулочкам. Встреча с новым городом все равно как встреча с новым человеком. Если этого человека не знаешь совсем, то стремишься понять, каков он: хороший или плохой. Если же знал его раньше, то все равно ищешь, как он изменился после последней нашей встречи. Константинополь - вечный город, и даже новый мост, перекинутый через Босфор, не изменил его облика.

Поздно вечером "Васил Коларов" покидает нас. На память о нем остались лекарства для Димитра. Спать укладываемся с тайной надеждой наконец-то отдохнуть как следует, потому что завтра мы должны сняться с якоря и продолжить плавание.

Не успели мы задремать, как сильные удары в корму яхты заставили нас вскочить и выбежать на палубу. Оказалось, что сильное течение сместило якорь и притиснуло яхту к самому причалу. А поднятые океанскими лайнерами волны безжалостно швыряют ее на гранит, которым облицована набережная.

Мы заводим мотор, дружно беремся за скользкий канат и постепенно вытягиваем на палубу облепленный водорослями якорь. Потом делаем небольшой круг по совершенно черной воде, несущей отражение тысячи городских огней. Снова подходим к причалу и снова бросаем якорь, на этот раз уже в другом месте.

Кажется, теперь-то уж можно и уснуть. Но не проходит и часа, как те же сильные удары заставляют нас опять вскакивать. Яхта снова трется кормой о причал: причина та же самая!

Что делать? Опять заводим мотор, опять повторяем маневр. Полученный нами хороший урок "морской практики" заставляет нас еще больше удлинить якорную цепь и канат, которым привязываем яхту к причалу. Ложимся, чтобы снова выскочить на палубу минут через двадцать: течение переменило свое направление, и "Вега" точно прилипла к этому проклятому граниту. Тьфу, и откуда только взялась эта пламенная любовь пластмассы к камню!

Снова маневрируем, снова занимаемся якорем и канатом. И снова через час все начинается сначала - течение опять изменило свое направление. Ничего себе босфорское течение - ни в чем не уступает реке!

Погода установилась тихая, безветренная. И если бы мы не имели вспомогательного двигателя, то вряд ли что-нибудь у нас получилось.

Руки опухли, все в ссадинах, спина ноет. Стиснув зубы, ругаемся на чем свет стоит, проклиная шумную и беззаботную жизнь, которая кипит в эти ночные часы на ярко освещенном неоновыми рекламами приморском бульваре. Скорее бы дождаться рассвета. К сожалению, мне незнаком этот район, и я плохо знаю рельеф дна. В гавани полным-полно различных судов, больших и малых. Одни стоят, другие пришвартовываются, третьи снуют туда-сюда. Не хочется рисковать. Но терпение лопается. Уж лучше где-нибудь застрять или даже столкнуться с какой-либо рыбацкой шхуной, чем выполнять одни и те же бесконечные маневры: подъем якоря, повороты, закрепление якоря и привязывание каната к причалу, а через несколько минут, когда, казалось, мучения окончились, все начинается сначала! К тому же приходилось удивляться, как тонкая пластмасса оказывалась способной выдержать столько ударов о гранит. Итак, решено - трогаемся.

Чертовски усталые, из последних сил вытягиваем на палубу якорь. А ведь весит-то он всего двадцать пять килограммов, но только с каждым разом он казался нам вдвое тяжелее. Мы еще находим силы поднять паруса. На помощь нам пришел слабый, но попутный юго-западный ветерок, которым сразу же и воспользовались. Последние проклятия в адрес этой кошмарной Долмабахчи, и мы отходим от причала.

"Вега" неохотно отрывается от гранитного берега. С опухшими от бессонной ночи глазами наблюдаем: ей-богу, она как будто стоит на одном месте. Но вот сдвинулась чуть-чуть и медленно-медленно пошла. Куда ее понесло? Нам нужно в Черное море, а она назад - в Мраморное. Снова заводим вспомогательный двигатель. Димитр вызывающе кричит:

- Эй, "Волво-Пента", трах-бабах! Покажи-ка силушку свою!

Результат почти нулевой. Мы увеличиваем обороты до предела, натягиваем шкоты и наконец с трудом, сантиметр за сантиметром, начинаем продвигаться на север.

Двигатель трясется словно в припадке, вот-вот выбросится за борт, а Долмабахча все еще на траверсе!

Проходит час, два - время летит быстро. Много воды протекло под корпусом яхты, но береговые ориентиры показывают, что мы едва ползем. Босфорское течение неоднородно, и мы стараемся это использовать, чтобы идти там, где оно совсем слабое. "Вега" приближается то к азиатскому, то к европейскому берегу. Конечно, это не бог весть какое геройство - лавировать между двумя континентами.

Несчастные древние греки... Настоящие, а не мы с Димитром. Какие же тяжкие испытания им, беднягам, выпадали, ведь у них не было "Волво-Пенты"!

И вдруг меня осенило! Не в этом ли и смысл древнегреческого эпоса об аргонавтах... Легенда гласит, что перед входом в Понт по обеим берегам пролива стояли на страже две огромные скалы. Они постоянно с грохотом сталкивались друг с другом. Вода клокотала, бушевала, и ни один корабль не мог проскочить между этими двумя скалами, известными под названием Симплегады. Они бдительно охраняли вход в Понт Эвксинский.

Аргонавты, согласно преданию, первыми отважились проникнуть в Черное море. Когда они приблизились к Симплегадским скалам, то выпустили им навстречу голубя. Чтобы преградить ему путь, скалы с грохотом столкнулись, раздавив голубя. А когда они расходились на свои исходные позиции, аргонавты быстро проскочили опасное место. С тех пор путь в Черное море был открыт.

С таким бешеным течением даже при нормальном ветре груженному товарами паруснику трудно было справиться. А о маневрах при встречном ветре и говорить не приходится^*.

^* (Даже запустив аварийный мотор, болгарская яхта не смогла преодолеть верхнее босфорское течение. Это течение существует из-за разности уровней Черного и Мраморного морей. Уровень воды в Черном море в среднем на 30-40 см выше, чем в Мраморном. Избыток вод, созданный реками и осадками, изливается через Босфор со средней скоростью на стрежне 0,9 м/сек и наибольшей - 3 м/сек.

Возможно, что античные мореплаватели преодолевали верхнее босфорское течение, используя полученные опытом и сохраняемые в тайне знания о движении глубинных вод.)

Пожалуй, я только сейчас понял, почему современные турецкие моряки питают слабость к мощным двигателям, которые они устанавливают на своих деревянных суденышках.

Солнце взошло, оно поднималось все выше и выше, а мы все ползли с той же "скоростью". Берег от нас находится не более чем в десяти - двадцати метрах; по бульвару прогуливаются люди, покупают мороженое и смотрят на нас с нескрываемым любопытством. Съев мороженое, они уходят, другие занимают их место. Наверное, мы представляем для них интересное зрелище: наполненные паруса, тарахтящий мотор, а яхта стоит на месте, словно ожидает стартового выстрела. Нет, точнее, стоит, как памятник! Мы боремся за каждый метр пути - один метр в час!

Мы злимся, пыхтим, нервничаем, но пользы от этого никакой. Ладно, начнем на жизнь смотреть философски. Перебросимся шуточками с аргонавтом Язоном и его голубем, открывшим путь через Симплегадские скалы.

А ведь надо же, вот он, наш спасительный голубь, перевоплощенный богами в болгарский буксир "Нептун". Он идет из Средиземного моря и, должно быть, прямо в родную Болгарию.

Мы радуемся этой встрече, как дети, которые долгие месяцы не видели своих родных. Одна подленькая мысль овладевает мною... Но нет! Потом ведь замучают угрызения совести. Нет-нет, ни в коем случае!

"Нептун" поравнялся с нами. Весь экипаж высыпал на палубу. Мы машем друг другу, выкрикиваем приветствия, заглушая грохот дизелей. Пенистые усы под носом "Нептуна" напоминают мне о тысячах лошадиных сил, скрытых в его туловище. Та же подленькая мысль снова загнездилась в моем сознании...

Несколько лет назад я командовал "Нептуном" и поэтому знаю каждый его уголок. Зрительно до деталей представляю себе обстановку на командном мостике, а вот с точностью до секунды штурман делает вычисления: в 10.07 будем на траверсе Румели, что означает - Босфор уже позади. Ну и ладно, хотя в это время мы все еще будем находиться на траверсе Долмабахчи.

"Нептун" проплывает мимо нас, и нет времени для гамлетовского монолога. Я поднимаю обрывок каната и размахиваю им, давая понять, чтобы нас взяли на буксир... Позор! Я выкинул белый флаг сдающегося. Димитр смотрит на меня и, кажется, ничего не понимает. Этика яхтсменов гласит: капитан яхты, согласившийся, чтобы его взяли на буксир, достоин презрения!

Да пусть идет все к дьяволу, пусть что угодно думают, лишь бы вырваться из этого проклятого места! Правда, что же будет тогда с "древними греками"? Разве мы не решили им подражать? И разве им тоже помогали в таких ситуациях буксиры?

На "Нептуне" затрезвонил машинный телеграф. Механик, махавший нам с кормы, юркнул в машинный люк - и двигатели замолкли. Буксир продолжал двигаться лишь по инерции и остановился метров через двести - на бесконечно далеком от нас расстоянии. Кто-то крикнул нам в рупор, чтобы мы подошли к ним. Наивные! Да если бы мы могли приблизиться к ним, то смогли бы миновать Босфор и своими силами.

Наконец на "Нептуне" поняли наше плачевное положение. Снова затрезвонил машинный телеграф, и под кормой появилась пена. Бог моря медленно возвращался назад.

Мы передали буксирный канат, и теперь уже не столь ненавистные, а действительно красивые берега Босфора начали быстро проплывать перед нами.

Два "древних грека", один помоложе, другой постарше, умаявшись, прислонились к рулю, закурили по сигарете и с наслаждением стали рассматривать согретые солнцем крепостные стены, пышные платаны, минареты, нарядные виллы и синие воды, видевшие за свою жизнь много вещей, гораздо более ужасных, чем наш позор.

Что поделаешь, плохие получились из нас "древние греки": при первом же серьезном испытании сдались. Наша динамичная современность весьма отрицательно повлияла на терпение человеческое.

"Нептун" оставил нас одних возле Бююкдере. Он трижды дал прощальный гудок, желая нам счастливого плавания, и продолжил свой путь.

Мы бросили якорь. Здесь тоже надо пройти контроль. В ожидании контроля мы невольно поддаемся царившей вокруг безмятежности. Удивительно тихо и спокойно. Совсем близко от нас на зеленых лужайках у вилл в шезлонгах жарятся на солнце отдыхающие. Дети играют и купаются, бросаясь в воду со ступенек, уходящих прямо в море.

Подошел катер, с него нам сообщили, что придется довольно долго ждать своего агента. Тот уехал в город оформлять наши документы и будет нас разыскивать скорее всего в Долмабахче.

Ну и хорошо. Мы располагаемся на палубе и радуемся жизни. Прямо перед нами одна из вилл со старинной архитектурой, что делает ее похожей на средневековый замок. Со второго этажа из окна с решеткой кто-то машет нам рукой. В ответ мы тоже помахали. Две девушки шаловливо поглядывают на нас, делают какие-то знаки, что-то пишут пальцем в воздухе. Мы пожимаем плечами и показываем руками, что ничего не понимаем. Они рисуют вопросительные знаки, пытаются разговаривать с нами жестами, мимикой.

Мы вооружились биноклем: девушки юные, красивые. Какие испытания приготовили нам эти скучающие богини? Вдруг они исчезли.

Достаем ласты, маску с дыхательной трубкой - мы совсем не прочь осуществить контакт с обитателями "замка". Говорят, что моряки должны быть готовы к любым сюрпризам и моря, и неба. Девушки снова возникают. Одна из них просовывает руку сквозь решетку и развертывает перед нами лист бумаги. Но даже через бинокль я не смог прочитать, что там было написано, кажется, по-английски. Они снова замахали руками, засмеялись. Но вдруг приложили палец к губам - знак молчания. Во дворе появилась пожилая женщина. Властной походкой хозяйки она приблизилась к высокой железной ограде, отделявшей двор от моря, закрыла калитку и подняла голову к окну с решеткой. Девушки пропали. Потом она рассеянно посмотрела на нас и пошла назад.

Димитр прыгнул в зеленую воду и стал плавать вокруг яхты. В Босфоре вода удивительно прозрачная, виден наш якорь, зацепившийся за дно, а вокруг него среди водорослей валялись обрывки каната, консервные банки, автомобильные шины.

Как только женщина ушла, девушки моментально заняли свой пост у окна. На этот раз свое послание они написали более крупно, соединив два листа. Я прочитал: "What nationality?" (Какой вы национальности?).

Настал мой черед писать в воздухе, но они, как и мы сначала, тоже ничего не поняли. Наконец, я не выдержал и заорал, словно меня режут:

- Булгаррррр!

Пожилая женщина снова появилась во дворе, а девушки моментально исчезли. Димитр рассеянно плавал вокруг яхты, а я делал вид, что ничего не произошло...

Солнце весело наблюдало за всем происходящим. Наверное, оно тоже ждало приключений. А мы с Димитром торжественно поклялись никому не рассказывать об этом "большом приключении"!