Авария

Авария

"Вега" перелетала с гребня на гребень, словно чайка, по взволнованному Черному морю. Ошибся - по Понту. Солнце проникло сквозь густые облака и придало воде изумрудную прозрачность, на которой пенистые гребешки волн оставляли белые шлейфы. Берег был виден отчетливо. Это Малая Азия. Высокий горный берег, покрытый лесом и пересеченный глубокими впадинами. Горные цепи, одна другой выше, протянулись до самого горизонта. Мы держим курс на северо-северо-восток. Мимо нас проплывают неизвестные нам поселки, скучившиеся у самого моря или зацепившиеся за склоны гор. Белые домишки как пятнышки на фоне обширных маслиновых рощ. Ночью они иногда блеснут среди мрака, в них чьи-то судьбы: сломанные и окрыленные, счастливые и несчастные... Далекие от нас судьбы, сливающиеся в одно пятно - в свет или в тьму.

Приличным ходом мы минуем лесистые горные склоны, протянувшие свои зеленые лапы к самой воде. Корпус яхты дрожит от напряжения. За кормой кипящий кильватерный след недвусмысленно свидетельствует, что мы движемся со скоростью около шести узлов. Это великолепно. Мы довольны и начинаем прикидывать, что если и дальше так пойдет, то в Синоп мы прибудем...

Время от времени я с опаской поглядываю на берег, на котором отвесные скалы скрываются в пятнах прибоя.

Мне вспомнилось свое первое столкновение с берегом. Это было, кажется, в 1950 году. На дровяных складах не было топлива, а зима приближалась. Я и мой приятель Янко, также заядлый яхтсмен, решили что-то предпринять.

После того как мы не очень членораздельно обратились со своей просьбой к начальнику пограничного района, он посмотрел-посмотрел на нас, потом махнул рукой: "Ладно, плывите!". В то время не разрешалось в ночные часы находиться на яхте вне пристани.

У нас тогда было два небольших швертбота. Для того времени не так уж плохо. Ободренные официальным разрешением пограничников, Янко на "Неаде", а я на "Юнге" довольно быстро "проглотили" расстояние до реки Камчия.

Вряд ли кроме нас можно было сыскать во всем мире более гордых и счастливых ребят, когда мы с приспущенными парусами на яхтах улучили момент и радостные вошли в устье полутемной, сказочной Камчии. С берега над водой нависли громадные деревья, обвитые лианами, словно змеями. Нам казалось, что мы очутились совершенно в ином мире, не хватало только прыгающих с дерева на дерево обезьян и угрожающего рева леопарда!

На берегу мы купили несколько кубометров дров и погрузили их на яхты. Да, на яхты! Святотатство - на яхте дрова для топки печей! Правда, если честно сказать, нас не очень-то грызла забота об обеспечении наших семей дровами на зиму. Это был только повод. Нам страстно хотелось отправиться в путешествие, испытать приключения и, главное, необъяснимое, сладкое чувство свободы. На яхте в море. Одному на яхте! Целых два дня на яхте! Даже ночевать на яхте! Все это только нам раньше снилось, мы лишь мечтали об этом. Погрузив дрова, мы на следующий день тронулись в обратный путь. Плыли рядом, чтобы при необходимости оказать друг другу помощь, перекинуться словечком, а то и просто спеть песню... И вдруг исчез ветер. Да, безветрие - это настоящая мука для любого яхтсмена. Тяжело нагруженные яхты стремительно и неуклюже ныряли в крупные волны. Течение начало сносить нас к берегу. Якорь был только на "Юнге", и представлял он собой примитивную самоделку из различных железяк. Пожалуй, лишь сейчас я понял, насколько сильным был наш энтузиазм, значительно сильнее инстинкта самосохранения.

Мы сбросили за борт "якорь" и привязали "Неаду" к "Юнге". Конечно же, наш самодельный якорь был не в состоянии удержать две яхты. Медленно, но верно нас относило к берегу.

Приближалась ночь, и в нас заговорил атавизм: в темноте мы должны находиться в более безопасном месте. Где? Разумеется, на берегу! Думали мы думали, словно болельщики, для которых море по колено, и придумали.

Быстро выбрали "якорь" - от него все равно никакой пользы не было - и пошли навстречу к "спасительному" берегу. То, что произошло потом на прибое, как говорят старомодные писатели, невозможно описать.

Волны подбросили наши яхты на самый гребень и с головоломной быстротой понесли их к берегу. Кроткое урчание прибоя превратилось в рев, которым, кажется, наполнилась вся Вселенная. Большая вспененная волна настигла нас и с оглушительным грохотом накрыла все вокруг. Когда соленая вода стекла с лица моего, я увидел обе яхты, до комингса заполненные водой, а низко осевшие палубы сровнялись с уровнем моря, по которому плавали метровые отрезки деревьев.

Следующая волна была похожа на стеклянную гору. Она встала перед нами, закрыв собой заходящее солнце. Поднималась, поднималась и вдруг точно над нами с громом лопнула. Водопад из миллиардов капель и пузырьков обрушился на нас и потащил все за собой к берегу.

В такие минуты некогда раздумывать, действуешь инстинктивно. Мы спрыгнули в воду и стали подталкивать яхты в сторону пляжа.

Если смотреть с берега на море, то волны не кажутся такими страшными и большими. Наоборот, создавалась иллюзия, что это всего лишь легкое волнение, даже пенистых гребешков не видно, но...

Яростно обрушиваясь на нас, волны словно задались целью показать нам все наше ничтожество. Они с легкостью необыкновенной выбрасывали на пляж метровые отрезки деревьев. Нам тогда в самом деле здорово повезло, что ни одно дерево не пробило насквозь ни яхты, ни наши глупые головы.

Но вот яхты оказались у самого берега. Что же дальше делать? У нас чуть сухожилия не лопнули, но вдвоем нам было явно не под силу вытянуть их на песок. А ведь всего-то шестиметровые швертботы... Мы выбросили все дрова, стали лихорадочно вычерпывать воду, а волны одним ударом превращали наш труд в сизифов. Устали до предела, и тогда Янко, как был, почти нагишом, отправился за помощью на ближайшую туристическую базу "Родные Балканы".

Я остался в воде, чтобы держать яхты против волны и ограждать их от возможных ударов бревен. Дрова на яхте! Нептун справедливо возмутился и наказывал нас: нашими же бревнами по нашим головам! Солнце уже скрылось. Я замерз, и в мою душу постепенно закрадывался страх. Море не оставляло меня в покое и все время стремилось вырвать из рук веревки, которыми я удерживал яхты. Часто дно ускользало из-под моих ног. Я падал, оказывался под яхтами, но они щадили меня и не раздавливали. Стало совсем холодно, по коже забегали мурашки.

Прошло часа четыре или пять, показавшиеся мне целой вечностью, прежде чем на берегу появилось с десяток туристов. Они расположились на пляже, сняли свою тяжелую туристскую обувь, аккуратно подвернули штанины (а самые бережливые и осторожные даже сняли брюки) и под дружные возгласы: "Все вместе - раз-два-взяли! Раз-два - взяли! Раз-два - взяли!" - вытащили на песок подальше от волн наши несчастные яхточки.

Но мучения наши на этом не кончились. Надо было собрать разбросанные дрова, привести в порядок яхты, снова спустить их на воду и уж потом отправиться назад в Варну, что превратилось почти в такую же "славную эпопею", продолжавшуюся два дня.

С тех пор я люблю наблюдать за берегом через бинокль и никогда не выхожу на яхте в море, не имея на борту двух якорей.

То, что думают некоторые о плавании вдоль побережья, по моему мнению, противоречит здравому смыслу и очень родственно нашему легкомысленному энтузиазму юношеских лет. Плавание вдоль берега значительно опаснее, нежели в открытом море. Каждый, кто хоть мало-мальски знает море, стремится инстинктивно избежать встречи с берегом, словно в генетическом коде моряков так и записано: "Держись подальше от берега!". Открытое море более надежное убежище, а скалы, мели и даже песок куда как опаснее.

Бесспорный авторитет в морских плаваниях на несовременных судах, Тур Хейердал совершенно категорически заявляет: "Любое судно, способное проплыть вдоль берега, легко выдержит и открытое море".

Плавание вдоль берега, чтобы иметь возможность укрыться от бури, мне напоминает притчу о страусе, который в минуту опасности прячет свою голову в песок, оставляя все тело на поверхности.

Известно, что античные корабли не очень маневренны. А близкий берег лишал их простора для маневров. Бури и штормы меняют свое направление в зависимости от направления ветра. Поэтому если судно находится вдали от берега, то ему значительно легче взять новый, более безопасный курс. Близость же берега скрывает реальную опасность ловушки для гонимого ветром парусного судна.

Может быть, только для древних капитанов, даже, пожалуй, для самых древних из них, берег служил необходимым ориентиром. Да и то, узнав какой-нибудь мыс, скалу или другую приметную точку, можно уйти подальше от коварного берега и спокойно плыть до следующего ориентира.

С неохотой отмечаю я на карте самые известные ориентиры и ловлю себя на мысли, что цель нашего плавания состоит не в том, чтобы лишь собрать новые данные и факты, а прежде всего в том, чтобы увидеть и пережить то, что могли видеть и переживать античные мореплаватели. Но именно это дается нам с огромным трудом: слишком много воды утекло от той поры до нашего времени.

Мир древних цивилизаций - это удивительный мир. Иногда мы совершенно несправедливо относимся к нему и безоговорочно готовы отрицать его достоинства. Канув в Лету, он оказался совсем не похожим на другие миры. Но ведь он все равно является миром, с которым мы связаны, ибо мы, как и древние наши предшественники, представляем собой всего лишь ступеньку в развитии человечества. Нас связывает с древними вечное стремление к прекрасному. Нас связывают с ними вечная неудовлетворенность содеянным и дерзновенные мечты о светлом будущем.

История свидетельствует, что мир древних цивилизаций, как и наш современный мир, основывался на приоритете разума над суевериями и догмами. У нас творческая мысль и духовный подъем всегда ценились выше материального благополучия. Без ценностей познания, этого бесконечного ряда научных достижений, ведущих к истине, наш сегодняшний мир представлял бы собой наслоение земных пластов. Как говорят восточные мудрецы, просветление ума должно заставить человека познать самого себя и сущность Вселенной.

Вечный северный ветер борей яростно нападает на Понт и гонит его воды на юг, к неподатливому каменистому малоазиатскому берегу. Неподдельная красота скрывается в этой стихии. Живописно изрезанное побережье внушает и уважение - на высокие отвесные берега с ревом бросаются волны, испуская гейзеры пены. Здесь нет тихих заливов и заливчиков, в которых можно найти убежище.

Ветер прижимает нас к берегу, но "Вега" сопротивляется, и мы уверенно держим курс на северо-восток. Когда ветер сильный, трудно управлять яхтой, быстро устаешь, но сейчас все нормально. Мускулы напряжены, иначе румпель не удержишь. Среди разбушевавшегося моря человек невольно становится стальным, забывает про усталость, неудобства, холод, боль. Все куда-то исчезает, мокрые руки стискивают румпель, и все помыслы направлены на то, чтобы правильно встретить набегающую волну. Инстинктивно тело само ищет самое устойчивое положение, а ноги находят опору в скользком от воды кокпите.

Проходит несколько часов, и все делаешь уже автоматически. Не думаешь о том, как бы не свалиться в воду, не думаешь о волнах, тебя настигающих, не думаешь даже о точности курса, по которому ведешь это инженерное сооружение из пластмассы, дерева, железа и ткани.

Напряжение и усталость доходят до предела, сам себя уже не чувствуешь и наблюдаешь за всем как бы со стороны, из космоса: все кажется мелким и незначительным!

Могущество моря опьяняет. Это природное его свойство совершенно непосредственно воодушевляет нас. Особой радостью наполняется душа - чувствуешь себя нераздельной частью чего-то великого и одновременно словно находишься вне этого великого... Ты не только исследователь естественных законов, но и держишь в руках свою судьбу, обладаешь иллюзорной свободой действий - все это очень волнует. Собственно, в этом и заключается наслаждение от мореплавания, в этом и состоит сущность плавания под парусами.

Контакт с природой через море - своеобразный морской туризм - ведет свое начало с зари человечества и вряд ли когда-либо исчезнет, потому что всегда найдутся люди, которые захотят непосредственно познакомиться с новыми морями, новыми берегами, новыми людьми и их образом жизни.

Кое-кто в слово "туристы" умышленно вкладывает презрительный смысл, но это не умаляет богатой сущности и глубокой человечности морского плавания под парусами. Нужна серьезная переоценка отношения к морю, чтобы человек понял, точнее, почувствовал, что речь идет не о смене формы, а о смене подхода к проблеме.

Море, ветер и люди - вечный треугольник с неисчерпаемым количеством решений. Проблемы парусного флота не являются проблемами только яхт-клубов, это проблемы общечеловеческие, ибо они глубоко человечны.

Жажда знаний, тяга к новому, неизведанному, стремление объять необъятное - это в крови человека. И почему должно удивлять нас неукротимое желание свободы, путешествий, динамики, проявление эмоций?

Я не хочу, чтобы меня приняли за человека, защищающего тех, кто по той или иной причине навсегда покидает берег и скитается на яхте по всему белому свету - от пристани к пристани! Они не настоящие яхтсмены, хотя опубликованы сотни книг с описаниями их путешествий по океанам, где море превращается лишь в фон их скитаний. Читателю хорошо известно, как выглядят Канарские острова, каковы нравы жителей Рио-де-Жанейро, какие животные обитают на Галапагосских островах, какая природа на Таити... Всевозможные аварии, тайфуны, катастрофы расписаны в самых различных вариантах. И среди этой лавины книг и фильмов трудно отыскать море, настоящее море и человека-моряка!

Сделать то, что еще до сих пор никем не было сделано, пройти тысячи миль за кратчайшее время, чтобы достигнуть незнакомых мест, - это значит изменить сущность самого взаимоотношения человека с морем. Использование яхт ради славы или какой-либо выгоды не имеет ничего общего с поисками души человеческой.

Путешествия многих тысяч людей по морям на яхтах порождены стремлением открыть неизвестные земли, подтвердить те или иные достижения научной мысли.

Настоящие яхтсмены, отправляющиеся в морское плавание, покидают берег не для того, чтобы его навсегда вычеркнуть из своей памяти, из своего сознания, а для того, чтобы набраться новых сил, новых впечатлений и снова возвратиться на родной берег, который навсегда покинуть невозможно. В этом и состоит смысл, идея морских путешествий на яхтах, за что и боролись многие поколения яхтсменов. Настоящий яхтсмен отправляется в плавание, чтобы ощутить могущество ветра, дыхание моря, почувствовать гармонию, достигаемую между этими безграничными природными силами и маленькой хрупкой яхтой. Он отправляется в такое плавание ради мгновений, когда чувствует себя и атомом, и богом одновременно!

Любопытное явление - человек. Он, собственно, представляет собой такую же тайну, как и Вселенная. Что же заставляет человека поступать именно так, а не иначе, любить то и ненавидеть другое? Если бы мы знали все о человеке, о его сущности, то современная наука была бы бесполезной. Это поняли уже древние философы тысячи лет назад, поняли это и мы, но от этого нам никак не легче...

Димитр сменил меня у руля, и я сел на палубу. Наблюдая за действиями Димитра, я вытащил из внутреннего кармана сигареты. Так и есть, все промокли. Оглядываюсь назад: небо стремительно мчится вперед, потом вдруг застывает на месте, медленно начинает надвигаться на борт яхты и затем устремляется назад, чтобы снова начать свой танец. Мне приходит в голову мысль о...

Неожиданно раздается короткий сухой выстрел! Левая основная ванта была отброшена наверх и беспомощно стала болтаться у мачты.

Нельзя терять ни мгновения, нет времени даже выругаться по поводу некачественных зажимов, которые не могут выдержать шести балльный ветер. Ору во все горло:

- Лево на борт! Быстро! Поворачивай! Быстрее!

Необходимо сразу же развернуться, чтобы правые ванты приняли на себя всю тяжесть мачты и напор парусов. Счет идет на секунды: каждое мгновение мачта может рухнуть, если две оставшиеся ванты не выдержат.

Ошарашенный случившимся, Димитр неуверенно двинул румпель и не успел снять шкот. Я бросился ему помогать. Первая же волна, которая нас настигла, накрыла яхту, заполнив собой весь белый свет...

"Только бы выдержать, только бы выдержать еще две секунды, - твердил я про себя. - Сейчас самый критический момент, так как яхта встала параллельно волнам безоружным бортом к ветру. Выдержат ли остальные ванты? Ведь столько килограммов на каждый квадратный сантиметр!".

Под водяной шапкой я со страхом жду, что вот-вот мачта упадет. Эта трусливая мыслишка так и сверлит мозг. Но тут снова появляется небо, волна исчезает, палуба блестит, с бороды Димитра струями стекает вода, а мачта на месте!

Наша "Вега" уже сумела развернуться и встречала носом новую волну, и та разочарованно скользнула под ее днище. Все это произошло почти мгновенно, за это время можно лишь прикурить сигарету.

- Что случилось? - крикнул Димитр. Он, кажется, так и не понял ничего.

- Ванта полетела!

- А-а-а. А то я подумал, что мы на что-то наскочили.

Мы идем против волн, держа обратный курс. Движемся значительно медленнее, потому что боимся натянуть шкоты. Правда, управлять яхтой стало легче.

Береговые ориентиры стали появляться в обратном порядке. А все мои мысли обращены к вантам, глаза устремлены на ванты: выдержат ли?

А может быть, будет надежнее, если поставить штормовые паруса? Они меньше, и напряжение в такелаже и рангоуте будет слабее. Приказываю Димитру сменить паруса. Дело это нелегкое для одного, да к тому же еще неопытного человека, но я не могу оставить руль. Потерять сейчас управление - значит все предоставить воле волн.

Руками, ногами и всем телом Димитр борется с разбушевавшимися парусами. Ветер хочет их порвать на куски, а волны тут же разметут их в разные стороны...

Боюсь даже подумать, что произойдет, если какая-нибудь волна налетит на Димитра и подхватит его с собой.

Но кажется, все обошлось. Мокрые паруса безжалостно запихиваем в каюту и продолжаем плавание поспокойнее со штормовыми "носовыми платками".

Стискиваю румпель до отказа и "гладко" встречаю одну волну за другой. Димитр принес мне сигареты, бисквиты, раскрыл передо мной карту для ориентировки.

- Если бы мы плыли на древнегреческом корабле, то вряд ли смогли бы развернуться, - сказал я Димитру. - Ведь тогдашние суда не в состоянии были двигаться под острым углом к ветру.

- Гм, - скептически покачал своей мокрой бородой Димитр. - В таком случае мы обогатили бы науку находкой еще одной амфоры!

- Точно, - поддержал я его. - А у археологов было бы еще одно доказательство в пользу плавания вдоль побережья.

Шутки шутками, но, когда я бросаю взгляд на берег, меня охватывает дрожь. Вот там действительно сущий ад!

Удивительно быстро мы дошли до мыса Баба. На всякий случай привели в готовность вспомогательный двигатель "Волво-Пента" и мимо мыса двинулись на юг. Поскольку ветер был северным, то и за мысом оказалось нисколько не тише. Решили приблизиться к берегу, чтобы найти подходящее место для остановки. Ведь надо устранить повреждения. На песчаном пляже небольшого зеленого заливчика выстроились в ряд вытащенные на берег оранжевые рыбацкие лодки. Позавидуешь - им ничего не грозит. А у нас никаких надежд.

Димитр разложил передо мной карту, прикрывая ее спиной от водяных брызг. Ближайшая пристань - Эрегли. Это античный город-государство Гераклея. Ну что ж, пусть примет двух "древних греков".

Итак, решено - держим курс на Гераклею! Скорость у нас приличная: мчимся, как торпедный катер. Скоро закат солнца, надо торопиться. Вдали появились силуэты кораблей, ждущих на рейде своей очереди для входа в порт Эрегли.

Мы держимся поближе к берегу. Боязливо обходим волнорез. Здесь тихо, спокойно. Спускаем паруса и продолжаем двигаться с помощью "Волво-Пенты". А вот и два огромных причала. Быстро привязываем к одному из них свою "Вегу".

Перед нами большое судно, точнее, плавающая база, к которой прикреплены подводные лодки. Кажется, что их дизельные моторы, почуяв соседство маломощного "Волво-Пента" на яхте, недовольно заурчали. Какой-то небольшой вертолетик сделал над нами круг. В акватории проводились соревнования по академической гребле. Даже обидно стало, что на нас никто не обращает внимания.

Потянувшись и сделав несколько физических упражнений, чтобы прогнать усталость, я подошел к мачте и стал осматривать ее. Да, пожалуй, надо поставить новую ванту, и притом немедленно, пока еще светло.

Проволока, необходимые инструменты - все под рукой. Только я собрался полезть на мачту, как к "Веге" приблизилась моторная лодка, окрашенная в серый, военный цвет. У руля и на носу стояли двое мужчин в гражданской одежде. Они пытались перекричать шум мотора:

- Никс гут, никс гут...

Потом жестами показали нам, что мы должны последовать за ними.

Пока мы заводили свой моторчик и отвязывались от причала, лодка несколько раз прошла мимо нас туда-сюда.

Мне почему-то сделалось и смешно, и грустно. Пришло на ум даже сравнение с цветным суперфильмом из античной истории: двух истощенных моряков после долгого плавания встречают танцами и жертвоприношениями перед статуей Посейдона...

Следуя за моторной лодкой, мы минуем еще один, небольшого размера, волнорез, и перед нами открывается гавань, заполненная баркасами и рыбацкими лодками. Наши провожатые указывают нам место, где мы должны привязать свою "Вегу", машут нам на прощание и исчезают.

На пристани и в лодках много людей: мужчины, женщины, дети. Мужчины заняты делом, женщины болтают между собой или прогуливаются по пристани, а дети, как и везде, шалят и ищут новых впечатлений. Увидев нашу яхту, они тут же сгрудились возле нее. Подошли и взрослые.

Приветственные возгласы, улыбки, понятный на всех языках разговор с помощью жестов: откуда идем, куда путь держим, кто мы...

На яхте набилось столько любопытных, что я невольно подумал, как бы она не потонула. Растолкав несколько человек, я полез на мачту. Отцепил испорченную ванту, внимательно проверил остальные, все ли в порядке. Наши новые друзья поняли, что мы не имеем времени для пустой болтовни, и оставили нас в покое. Но двое из них решили помочь нам, и уже через несколько минут ванта была исправлена, поставлена на место и натянута.

Ну вот теперь можно дать и "интервью". Располагаемся на палубе, угощаем своих помощников сигаретами и мастикой^*. Вечерние сумерки создают некоторый уют и дружескую атмосферу. Разговор вертится в основном вокруг необычной для этого времени плохой погоды.

^* (Мастика - крепкий напиток, настойка из разных трав.)

Пожилой рыбак с иссеченным морщинами худым лицом недоумевает: на яхте нет штурвала. Как же мы управляем ею с открытого кокпита?

- Вы же постоянно мокрые, - пытается объяснить он нам. - Почему не сделаете застекленную рубку, как на наших баркасах?

Другой наш собеседник, хорошо одетый высокий юноша, внимательно рассматривает сверкающий стартер мотора, на котором написано "Волво-Пента", восхищается, расхваливает его и начинает что-то объяснять пожилому рыбаку. Но когда мы сказали, что у двигателя всего семь лошадиных сил, он разочарованно раскрыл рот и замолчал. По его мнению, для лодки подобной нашей "Веге" мощность двигателя должна быть по крайней мере сорок - пятьдесят лошадиных сил. Чистая и сверкающая белизной яхта вызывает у наших друзей восторженные восклицания. Они буквально все прощупывают и простукивают. Юноша показывает на Димитра и спрашивает, его ли эта яхта?

- Нет, не моя, - отвечает Димитр.

- Тогда его? - поворачивается он ко мне.

- Нет.

- Ага, все ясно: яхта принадлежит какому-нибудь частному клубу.

- Опять не угадал!

Парень недоумевает. Подумал и снова заулыбался:

- Вы взяли ее напрокат. Сколько заплатили?

Услышав снова отрицательный ответ, он замолчал.

Наступила неловкая пауза. Но любопытство все же взяло верх. Лукаво прищурившись, он дал понять, что разгадал наконец нашу тайну:

- Украли!

Но тут Димитр как заправский режиссер решил положить конец всяким догадкам и дал развязку:

- Яхта принадлежит государству, и мы ничего за нее не заплатили!

Пожилой рыбак и юноша недоверчиво засмеялись, хотя слова Димитра совсем не прозвучали как грубая пропаганда.

На яхте стали появляться другие любопытные, все очень милые, сердечные люди. По мере возможности мы старались отвечать на их вопросы.

Уже поздно вечером я едва добрался до своей койки и заснул как убитый.