Морские рыцари

Морские рыцари

Плавание в открытом море можно сравнить с кругосветным путешествием вокруг самого себя. Находиться в открытом море - значит создать особый мир, принадлежащий только тебе одному. И поскольку ты с ним в центре мира, который тебя окружает со всех сторон и как бы растворяет в самом себе, то ты принадлежишь и ему! Весь горизонт, весь необъятный водяной круг превращается в гигантское зеркало из воды и... идей. В этом зеркале отражается не только окружающий мир, но и сам человек. В нем моряк видит самого себя таким, какой он есть на самом деле, без прикрас. Такое путешествие в глубины собственной души требует преодоления самого себя и нередко оказывается весьма интересным, увлекательным.

Вечная проблема "человек и море" вызывает и вечный конфликт между ними. Создаются такие взаимоотношения, которые неуловимы, и их невозможно выразить никакими средствами. Сами моряки - это легенда, полная противоречий. Большинство людей плохо понимают моряков и не могут проникнуть в их среду, понять их сущность.

Морячество представляет собой специфическую профессиональную среду, где такие понятия, как "героизм" и "романтика", давно превратились в повседневность, долг, необходимость. И если сокровенная мечта превращается в обязанность, профессию, то эта профессия все равно не перестает быть любимым занятием. Разумеется, речь идет здесь не о таких моряках, которые отправляются в плавание ради того, чтобы заработать на жизнь.

Один из моих однокашников из морского училища во всеуслышание заявлял: "Меня не введут в заблуждение ни Джек Лондон, ни Киплинг, ни им подобные фантазеры... В море я знаю, что надо искать: то, что нужно моему карману!".

Не следует все же представлять себе положение таким образом, что профессия моряка - это какая-то закрытая, ограниченная, обособленная среда, куда трудно попасть. В наше время называться моряком перестало быть привилегией прямых потомков старых мореплавателей - капитанов, боцманов, матросов. Сейчас немало таких моряков, которые большую часть времени на море проводят среди запахов мазута и машинного масла, с тампонами в ушах от шума двигателей. Они видят море и радуются ему лишь после нелегкой вахты или в каюте во время отдыха... А бывает и так, что от усталости едва добираешься до койки и некогда даже взглянуть на море!

На современных кораблях плавают и другие моряки: радисты, повара, завхозы... Техническая революция наложила свой отпечаток и на эти плавающие сооружения, послав на них специалистов самого разнообразного профиля. Все эти специалисты объединились под общим названием "моряки", хотя раньше многие из них даже не знали, что такое киль, штурвал, аврал и т. п.

Море и морячество - это уже не "терра инкогнита" для любого болгарина. Если всего сорок лет назад моряками могли называть себя только сотни людей, то сейчас их насчитывается несколько тысяч.

В давние времена греки из прибрежных городов и сел с усмешкой говорили о том, что болгарина всегда можно узнать безошибочно: это человек, спиной повернувшийся к морю. О народном недоверии к плаванию на кораблях свидетельствует такая наша поговорка: "На дерево без корней не забирайся!". А разве народная песня "Лодка плывет по морю, Иванчо играет мне на свирели..." не отражает ту тоску, печаль, которая охватывает болгарина, оторвавшегося от родной земли?

Большие, глубокие изменения должны были произойти в психологии болгарина за эти годы, прежде чем он повернулся лицом к морю. Кораблестроение, судоходство, рыболовство, военно-морской флот - это в нашей сегодняшней действительности крупномасштабные виды деятельности людей, ставшие предметом национальной гордости. И в социалистической Болгарии море заняло свое заслуженное место.

Люди, живущие на побережье и имеющие повседневный контакт с морем, хорошо знают, что оно самостоятельно и не подчиняется их воле. Моряки не размышляют слишком много о море, они его просто чувствуют и считают своей судьбой. А те, кто имеет обыкновение размышлять о море, обычно спят на твердой земле. В отличие от профессиональных моряков они говорят не столько о море, сколько о своем представлении о нем. Такое представление создается, как правило, из прочитанного, услышанного о море или после двух, трех, десяти дней плавания по нему на прогулочном корабле.

Если посмотреть со стороны на моряков, то бросается в глаза их подчеркнутая индивидуальность, высокое самоуважение и горделивость. Так они действительно выглядят со стороны, а по сути дела каждый моряк знает азбучную истину: один он - ничто, а команда - всё!

Разъединенная и сплоченная, слабая и сильная, грубая и нежная, морская среда не может приобрести реальные очертания. Неуловима сама сущность морячества, это нечто невидимое, как радиоволны. И в античные времена, и в наши дни в душе моряка имеются такие особые нити, которые навсегда и накрепко привязали его к необъятным морским просторам и постоянно влекут к корабельной палубе. "Обвенчавшиеся" с морской стихией люди не могут до конца дней своих жить в тишине и покое.

Нелегкую трагедию в жизни перенес старик Лановски, плававший капитаном на парусной шхуне "Орлик". Шхуна уже отжила свой век, она медленно умирает, гниет, разрушается, но капитан ее не покинул. Он одиноко живет на "Орлике", один на один со своей бедой. Ежедневно, тяжко ступая по прогнившей палубе, он протирает обветшалые паруса, после дождя поднимает их, чтобы они просушились на солнышке, что-то постоянно кует, меняет старые доски на переборках, заново переплетает разлохмаченные концы пеньковых канатов - одним словом, заботится о корабле, как о родном и близком существе, причем без жалоб, без сетований на удары судьбы, без желания вызвать у кого-нибудь сочувствие...

Я сам неоднократно был свидетелем того, когда рано утром, держа в руках ведро с водой, старый капитан начинал "драить палубу", а затем брал длинное весло и шел с ним вдоль бортов, ударяя по воде, чтобы не рассохлась обшивка. Несчастному "Орлику" недоставало только морских волн. Стоял он, бедняга, в порту, словно в тюрьме, накрепко привязанный к тихому, заброшенному причалу.

Вечерами, когда дневное светило отправлялось на покой, старый капитан снова принимался за работу, которую когда-то выполняли юнги: поливал палубу, а потом долго и медленно выкачивал помпой забравшуюся за день в трюмы воду сквозь полусъеденную червями обшивку. Он нажимал на ручку без устали до тех пор, пока хватало сил, потом немного отдыхал и снова брался за нее, потому что знал: "Орлик" должен находиться на плаву. Ведь эта шхуна - его родной дом, его прошлое, его настоящее, вся его жизнь...

Окончив работу и завернувшись в ветхий, местами протертый до дыр бушлат, старый капитан усаживался где-нибудь в укромном уголке и предавался воспоминаниям, не замечая холодного, пронизывающего вечернего ветра. В этих воспоминаниях он видел себя и "Орлика" молодыми, полными сил и до самозабвения преданными морю, которое в благодарность пело им свои песни.

Моряки! Эти люди не любят много говорить. Они верны тысячелетним традициям, пережившим различные эпохи в истории человечества. И конечно, не все из тех, кто плавает на кораблях, становятся настоящими моряками, ревниво относящимися к своей профессии. Пробным камнем здесь является особое чувство, которое заставляет человека сказать: "Я не могу жить без моря!".

Повсюду на земном шаре существует принципиальное различие между профессиональными моряками и любителями-яхтсменами. Это различие очевидно, но многие проблемы, особенно этические, являются общими.

То, что волнует яхтсменов из различных стран мира, мне далеко не чуждо. А то, с чем сталкиваемся мы у себя, носит специфический характер.

Известно, что болгарские яхтсмены потеряли много времени в поисках лучших вариантов для развития своего любимого детища, в ожесточенных схватках как с морем, так и с теми, кто не понимал их всепоглощающей страсти.

Расцвет и успехи спортивных яхт-клубов тяжело отразились на любителях морского плавания под парусами. Создалось мнение, что общественные средства и усилия будут ненапрасными лишь в том случае, если появятся чисто спортивные результаты. А морское плавание под парусами стало считаться чуть ли не бесполезным чудачеством. Поэтому, чтобы иметь возможность выйти в море, яхтсмены прибегали к самым различным уловкам: необходимость в таких-то и таких-то данных накануне морской регаты, проведение юбилейных походов, взаимные посещения друг друга с целью обменяться опытом, научные исследования по изучению возможности употребления человеком в пищу планктона, перевоплощение в древних мореплавателей и прочее.

В конечном итоге эта борьба "на выживание" принесла успех. Болгарские яхтсмены снова повернулись лицом к морю, у них появилась возможность совершать морские плавания совсем официально. Нашлась даже новая организационная форма - яхт-клубы, принадлежащие тем или иным ведомствам.

Такие яхт-клубы стали самостоятельными единицами, в задачу которых не входит ни организация спортивных соревнований, ни подготовка спортсменов-разрядников. Ведомственные яхт-клубы сами решают свои проблемы, они не прикреплены к каким-либо спортивно-физкультурным объединениям и обществам и не зависят, например, при составлении бюджета от того, сколько денег осталось, например, у федерации футбола.

1974 год стал годом-пионером, открывшим страницу дальних плаваний в открытом море. Конечно, вначале наши плавания были весьма скромными. Не было ни геройства, ни каких-то особых достижений. Собственно, даже не ставились перед нами такие цели. Главное было - совершать плавания вдали от берега, делать многомильные переходы.

Естественно, не все сразу получилось, приходилось преодолевать немалые трудности. Так, Румен Пеев из Русе в одиночку отправился на яхте "Хемус" из Сулина в Поти, но по пути у него сломалась мачта, и он едва добрался до Севастополя.

После него Димитр Гениев из Варны (также в одиночку) на яхте "Шквал" взял курс на Батуми, но доплыл только до Туапсе и вернулся обратно. На следующий год он повторил свой маршрут и сумел-таки "рассечь" Черное море по длине.

В том же 1974 пионерном году Донка и Михаил Мирчевы на яхте "Сага" отправились по пути Георгия Димитрова из Варны в Одессу. Сильный и продолжительный шторм, шедший с севера (что было весьма необычно для этого времени года), не позволил им пройти мыс Георгия в устье Дуная, и через несколько дней безуспешной борьбы со штормом им пришлось возвратиться назад.

Осенью того же года Георги Георгиев, Иван Георгиев, Иван Йорданов и Братислав Талев совершили плавание по Черному морю на яхте "Вега" с остановками в Батуми и Ялте^*.

^* (Георги Георгиев - капитан дальнего плавания, яхтсмен. Участвовал в трансатлантической регате 1976 г. на яхте "Кор Кароли". После остановки в США и на Кубе продолжил в 1977-1978 гг. плавание на запад маршрутом через Панамский канал и стал первым болгарским яхтсменом, совершившим одиночное кругосветное плавание.)

На этих пионеров плавания болгар под парусами в открытом море, как и следовало ожидать, посыпались упреки и критические замечания со всех сторон. Их критиковали даже яхтсмены, лишний раз подтвердив мудрость морской поговорки: "Капитан, будь осторожен, ибо всегда найдется кто-нибудь на берегу, кто тебя осудит".

Советы давать легко, гораздо труднее преодолеть твердолобость отдельных людей. Разве можно было ожидать успешного плавания на полуразвалившейся яхте "Сага" с бездействующим кокпитом?^*. А кто смог бы пересечь Черное море на ветхом старце "Шквале"?

^* (Кокпит - открытое водонепроницаемое помещение для рулевого и пассажиров, углубленное в кормовой части палубы на парусной яхте или катере.)

От неудач никто не застрахован, но эти "неудачи" создали фундамент будущего большого и бесспорного успеха: болгарские яхтсмены теперь уже регулярно плавают в открытых просторах Черного моря.

Без таких энтузиастов, как Пеев и Генчев, семья Мирчевых и отважная четверка с "Веги", без этих и других фантазеров и неисправимых романтиков дело вряд ли сдвинулось бы с места. Пожалуй, мы до сих пор плавали бы лишь вдоль пляжей!

А теперь уже не вызывает никакой сенсации плавание под парусами даже посередине Черного моря. Вот и сейчас слабые и нежные волны со всех сторон ласкают нашу "Вегу". Вокруг, куда ни обрати свой взор, только море, море и море...

Но мы не просто так, ради собственного удовольствия, бродим по морям, хотя и не ставим целью сделать какие-то сенсационные открытия. Наш яхт-клуб - явление новое. Основная его задача - это по возможности повысить интерес у моряков к прямому контакту с морем, то есть не только работать на нем, но и уметь отдыхать. Речь идет о том, чтобы посмотреть на море другими глазами: пусть море, будучи рабочим местом, станет и местом отдыха.

Мы с Димитром не ставим также цель делать какие-то особые биологические или исторические исследования. "Наука", которой мы сейчас с ним занимаемся, не принуждение, не обязанность, а порыв. И мы будем рады, если сумеем соединить полезное с приятным.

Пока я размышлял об этом, Димитр уже успел покончить с "наукой". Он убрал кассеты с пузырьками, в которых находились пробы морской воды, и разостлал для просушки на кормовом леере планктонный трал.

- На следующую станцию прибудем только завтра и как раз в это же время, - пробормотал Димитр и сел возле кокпита, поджав под себя ноги по-турецки. Он вытащил дневник и, подсвечивая себе фонариком, стал вести записи, великодушно при этом согласившись сделать и мою работу: вписать координаты нашего местонахождения.

- Может, соберем немного планктона?

- Э, за двадцать четыре часа наберешь его сколько угодно.

По скользкой и влажной палубе Димитр прошел на корму, снял с леера трал и спустил его в воду. Потом он долго задумчиво смотрел на фосфоресцирующую кильватерную струю... А картина была просто волшебной: канат, удерживавший трал, казался яркой неоновой трубой, которая оканчивалась огненным шаром.

- Собирай, собирай, - напевал Димитр, обращаясь к тралу. - Завтра мы великолепно поужинаем жареным планктоном!

- Напрасно радуешься, - подзадорил я его. - В прошлом году, когда мы на "Веге" впервые вышли в Черное море, мы специально тралили целый день. И что же ты думаешь? Собрали всего лишь одну ложечку планктона...

- Да, но сейчас лето, и за сутки у нас будет хороший улов!

Димитр ушел в каюту, а я привел в действие систему "Самоуправления", предварительно осмотрев горизонт: чисто! Изредка среди облаков на мгновение появлялись звезды. Я их успевал "подстрелить" и делал вычисления. Видимость была никудышной, но что поделаешь: других средств для определения нашего местонахождения у меня не было, да и у древних мореплавателей, кроме звезд, тоже ничего не было.

Проверяю еще раз. Нет, кажется, не ошибся: с такой скоростью до полуночи пройдем еще десять миль и будем в намеченной ранее точке. Цифры, обозначающие место, мало о чем говорят. Но на этот раз будет особое место. Это как раз середина пути между Синопом и Крымом, середина Черного моря. На карте отмечена глубина - 2240 метров.

Посветлел небосвод на севере. Все более редкие облака устремились на юго-восток. Удивительно, как быстро изменилась погода. Пожалуй, впервые за весь наш путь небо становится прямо на глазах ясным, почти бездонным. Эх, хорошо бы погодка не изменилась и завтра! Вдруг мы увидим одновременно оба берега?

Я быстро взбираюсь на мачту и смотрю на юг. Увы, только звезды. Словно духи, носятся по небу разбухшие облака, то группируясь в причудливые фигуры, то распадаясь на отдельные клочки. Безмолвные молнии пронизывают их. Видимо, расстояние достаточно большое - ударов грома не слышно. В Синопе наверняка опять идет дождь, а здесь тихо и спокойно.

В небе, отражающемся в гладком море, дрожат, переливаясь, яркие звезды. "Вега" бесшумно скользит по утонувшему в воде небу. Впечатление такое, будто мы плывем то по обманчивому небу, то по тихо что-то шепчущей воде. От такого волшебства звуков и отражений можно легко потерять представление, где ты находишься. Но соленый запах моря пронизывает до костей и возвращает к действительности, разрушая чары.

Приближается полночь. Я волнуюсь и, не сдержавшись, кричу Димитру, чтобы он вставал. Тот недовольно что-то ворчит и тяжело вылезает из каюты на палубу.

- Что случилось?

- Все наше плавание принесет науке ноль целых, ноль десятых...

- И ты меня разбудил, чтобы сообщить об этом?

- Да, но именно сейчас у нас может получиться то, чего еще ни у кого не получилось.

- Уж не решил ли ты ставить рекорды?

- Ты прав. Точно в полночь, точно в середине Черного моря на самой большой глубине...

Я нарочно замолчал и сделал вид, что отключился.

- Так что же? - нетерпеливо спросил Димитр.

- А ничего. Давай искупаемся!

Мое настроение передалось и Димитру. Мы разделись, обвязались вокруг спины и под лопатками предохранительными веревками и один за другим прыгнули в звездное море. Поднявшиеся фонтаны воды превратились в огненное облако. Вот он, планктон! "Вега" в одиночестве медленно продолжала двигаться на север. Под водой ее корпус напоминал серебряного дракона, за которым волочился искрящийся шлейф. Тела наши покрылись блестящими полосками, и при каждом нашем нырянии нам казалось, будто мы переживаем нечто космическое. Невольно теряешь представление о реальности. Если бы мы были в водолазных костюмах, то в таком состоянии могли бы и не выбраться на поверхность. Мы чувствовали себя так, будто находились в глубоком опьянении...

Берег, дно, твердая земля планеты - все это где-то бесконечно далеко от нас. Над водой и под водой - только звезды. Время остановилось. Тело охватывает судорога. Это объятия холодного моря, олицетворяющего собой величие природы.

Наконец-то наступил "час истины". Миновали двадцать четыре часа нашего траления. Димитр торжественно поднимает трал и, словно фокусник, наматывает канат, громко провозглашая при этом:

- Сегодня, 1 августа 1975 года, после двадцати четырехчасового траления при средней скорости движения яхты "Вега" в 3,5 мили и температуре воды 26 градусов по Цельсию, то есть при наличии всех условий для получения большого улова, комиссия в составе нас двоих, ибо на сотни миль вокруг не могли найти третьего, вытащив планктонный трал, констатирует следующее: все количество пойманной невзрачной серо-зеленой кашицы умещается в чайной ложечке!..

Поровну разделив планктон, мы, как искусные дегустаторы, жуем его: вкус креветок, аромат икры...

- Заключение комиссии таково: в пищу годится! - подводит итог Димитр нашему эксперименту.