Мы медленно удалялись от Синопа. Море было спокойным. За кормой взбаламученная вода перемешала отраженные в ней сумерки, далекие застывшие вершины гор, а последние солнечные лучи заметались, словно огненные стрелы. Слабый ветерок, сразу уничтоживший магию водного зеркала, сделал море вдруг темным, плотным... И испуганная "Вега", склонив перед ним голову, торопливо заспешила на север.
Наша следующая остановка в Тавриде (в Крыму). И, как завещал Зевс ("Пусть море разрежут посередине"), мы пересечем Понт в его самой узкой части. Сейчас у нас наступил один из самых важных этапов задуманного путешествия. Нам надо проверить предположения историков, что Черное море можно пересечь на паруснике за сутки. Об этом, в частности, говорится в хронике Скимноса (II век до н. э.).
Действительно, некоторые историки придерживаются того мнения, что с помощью ночного бриза со стороны малоазиатского побережья парусное судно может добраться до середины моря. Затем его подхватит дневной бриз, дующий в направлении крымского побережья.
Эта гипотеза очень привлекательна и на первый взгляд весьма логична. Но всегда имеется одно "но", которое путает все расчеты. Известно, что расстояние между обоими берегами в самом узком месте составляет 145 миль*. И чтобы покрыть его за одни сутки, необходимо плыть со средней скоростью 6,2 узла. Однако при этом не следует забывать, что когда бризы сменяют друг друга утром и вечером, то на час-два наступает безветрие. Это означает, что судно будет находиться во власти бризов не 24 часа, а в лучшем случае - 22-23 часа, вследствие чего средняя скорость повышается до 6,5 узла. Что же означает эта скорость? Для людей, никогда не плававших на парусной яхте, особенно на большие расстояния, средняя скорость в 6,5 узла почти ни о чем не говорит.
* (Морская миля равна 1952 м. Эта единица расстояния удобна при работе с морскими картами (меркаторская проекция), так как совпадает со средней величиной одной минуты широты (у полюса минута широты немного меньше мили, а у экватора больше). Скорость, равная одной миле в час, называется узлом (0,514 м/сек). Морская миля и узел входят в число единиц измерения, подлежащих изъятию в сроки, которые будут установлены международными решениями.)
Бесспорный фаворит в марафонских океанских состязаниях Эрик Табарли утверждает, что для победы в трансатлантической гонке (регата "Остар") вполне достаточна средняя скорость 6,5 узла. В 1964 году он впервые выиграл эту гонку со средней скоростью в 4,2 узла.
В 1969 году Робин Нокс-Джонстон в одиночку совершил кругосветное путешествие на яхте по ревущим сороковым широтам (через мыс Горн), нигде не останавливаясь, за 313 суток со средней скоростью около 4 узлов. У Чичестера во время его исторического плавания средняя скорость не превышала 5,3 узла.
Очень часто специально сконструированные для состязаний яхты, управляемые при этом профессионально подготовленным экипажем, во время океанских регат или кругосветных плаваний показывают удивительно небольшую среднюю скорость - от 6 до 7 узлов. Разумеется, речь идет о "честных гонках на парусных яхтах", то есть по правилам, когда яхта движется только с помощью силы ветра.
При использовании одного лишь ветра нельзя говорить об абсолютных скоростях. Можно рассчитывать только приблизительно, сколько времени потребуется для преодоления данного расстояния, да и то при наличии постоянных ветров. На море, как известно, условия всегда различны, и настоящим рекордом можно считать лишь такой рекорд, когда одно и то же расстояние будет по крайней мере дважды преодолено за одно и то же время.
Во имя справедливости следует отметить и фантастически большие скорости, показанные парусниками. Так, клипер "Лайтнинг" в 1854 году за одни сутки прошел расстояние в 436 миль, что составляет среднюю скорость в 18,2 узла. Правда, этот рекорд был достигнут при попутной буре и к тому же быстроходным трехмачтовым парусным судном - самым совершенным творением человеческих рук в ту эпоху. Ведь и в наши дни имеется не так уж много кораблей, использующих моторы, которые могли бы развить подобную скорость.
В 1973 году Аллен Кола совершил самое быстрое кругосветное путешествие в одиночку, пройдя за 166 суток по сороковым ревущим широтам расстояние от Сен-Мало и до Сен-Мало со средней скоростью около 7,2 узла.
В принципе трудно сопоставлять достижения тех или иных яхтсменов. Но более высокую среднюю скорость у Аллена Кола по сравнению со средней скоростью у Робина Нокс-Джонстона можно объяснить тем фактом, что он совершал плавание на скоростном катамаране и однажды сделал остановку в Сиднее для отдыха, ремонта и пополнения запасов.
Вообще данные о средних скоростях, показанных судами, плавающими под парусами, публикуются редко. Пожалуй, это происходит лишь в том случае, когда речь идет об эффектных достижениях путешественников-одиночек или во время океанских регат. А о многих тысячах других яхтсменов вообще нигде ничего не сообщается, так как они совершают морские путешествия ради плавания по морю, а не ради установления новых рекордов скоростей. Но и из того, что нам известно, можно сделать вывод: даже у современных яхт нормальная скорость не превышает 7 узлов. Установив это, мы можем (при небольшой доле фантазии, конечно) проникнуть и в тайну средних скоростей древних парусных судов.
Редкие письменные источники (например, библиотека Диодора, I век до н. э.) свидетельствуют, что при благоприятном ветре расстояние от Родоса до Александрии в 330 миль покрывалось обычно за четверо суток со средней скоростью 3,4 узла.
Значительно позднее арабский путешественник и писатель Идриси (XII век), описывая черноморские порты, рассказывал, что от Трапезунда до Константинополя надо плыть девять с половиной суток. А это означает, что корабли продвигались со средней скоростью 2,2 узла.
Анализируя эти факты, я пришел к мысли, что в эпоху парусного судоходства до новой эры средней скорости в 6,5 узла с большим трудом могли достигнуть только крупные торговые суда. Таким образом, пересечь Понт от малоазиатского берега до крымского в нормальных условиях за одни сутки практически невозможно.
В пользу этого вывода служит и то обстоятельство, что бриз - слабый ветер; дневной бриз - не более 3-4 баллов, а ночной и того меньше. Наша "Вега", например, с помощью бризов не может достигнуть средней скорости 6,5 узла. Тем более вряд ли могли этого добиться древние, неповоротливые торговые суда. Конечно, если они попадали в полосу циклона, то средняя скорость сама собой увеличивалась, и ничего удивительного нет в том, что кому-то, возможно, и удалось пересечь Понт даже меньше чем за сутки. Но это нельзя принимать за критерий средней скорости. Наоборот, исходной точкой следовало бы считать самую неблагоприятную скорость. Тогда можно утверждать, что связь между обоими берегами Черного моря с помощью парусных судов осуществлялась всегда в древности, и в более поздние времена, и в наши дни - во всяком случае не за 24 часа, а за большее количество времени.
Еще один довод "против" пересечения Черного моря за одни сутки можно найти в любом учебнике по метеорологии: "Бризы распространяются самое большее на 40-50 километров от берега...". Даже если считать, что и на том, и на другом берегу бризы будут распространяться максимально, то есть приблизительно на двадцать семь миль, то и тогда в середине остается не покрытое ветром расстояние в сорок миль. Как же его преодолеть?
Значит, не все, о чем писали античные авторы, соответствует истине. А может быть, мы не совсем правильно понимаем изложенные ими мысли?
В Синопе мы не смогли получить метеорологический прогноз. Когда я спросил об этом у начальника порта, он неопределенно пожал плечами: "Метеорологический бюллетень с прогнозом?" Впечатление было такое, будто он впервые слышал о прогнозах...
Согласно "моей синоптике", в ближайшие несколько дней наступит режим ветров, обусловленный тем самым циклоном, который вчера принес такой чудесный дождь. Возможно, даже не одним циклоном, а двумя, следовавшими один за другим. Не будет неожиданностью, если произойдет и окклюзия, то есть вытеснение теплого воздуха в циклоне в высокие слои атмосферы холодным воздухом. Кто знает? Лучше всего спросить бы у Дельфийского оракула!
Во всяком случае ясно одно: возможность появления бризов незначительная. Собственно, у нас и не было желания ждать в Синопе установления бризового режима ветров. Мы больше рассчитываем на относительно более сильные ветры, чем бризы. И хотя они не совсем нам по пути, но конкретно для "Веги" подходят, ибо скорость у нее (впрочем, как и у всех современных яхт) становится более высокой, когда она идет при встречном ветре. Это не усложняет проблемы, наоборот, все получается более убедительным!
Постепенно исчезают за кормой огни Синопа. А мысли мои, как стрелки компаса, мечутся все в одном и том же направлении. Понимаю, чего нам недостает: романтики открытий... Мы ничего не открываем и открыть не можем, так как идем по давно проложенным путям.
"Вега" сонно скользит, переваливаясь с гребня на гребень ленивых волн. Я все еще никак не могу привыкнуть к ночным вахтам. Не очень приятно бодрствовать и работать в те часы, когда совсем рядом, в каюте, под мягким одеялом сладко спит твой товарищ. Может быть, поэтому я иногда засыпаю у руля и мне снится, что я держу курс точно по компасу. Это своего рода хитрость нашего подсознания, возмутительная хитрость! Меня может разбудить в ночной тишине лишь хлопанье обвисших парусов, когда яхта сбивается с курса. Днем же, во время моей очереди отдыхать, я тоже не могу заснуть. Меня мучает мысль, что Димитр, стоя на вахте у руля, может впасть в сон...
Нет ничего более ложного и бессмысленного, нежели утверждать, что морское путешествие на яхте под парусом - это бегство от действительности, отречение от цивилизации, уход от серой повседневности. Находиться в море, даже когда ты совсем одинок, - это нечто диаметрально противоположное бегству, так сказать, разница в курсах 180°. Нередко говорят, что корабли и яхты - это плавающие тюрьмы... Однако заключенный в такой "тюрьме" может с гордостью произнести: "Это моя тюрьма!".
Разве всякое одиночество означает свободу, а всякая власть - тюрьму? Можно ли найти свободу среди моря на яхте - в этом ограниченном закрытом мире, который плавает по совершенному миру - по морю? И то, что ты властвуешь над своим миром, не отрывает тебя от всего, с чем ты связан, не делает тебя свободным. Тацит говорил: "Только глупцы выдают своеволие за свободу". Посреди моря на яхте ты сам для себя неоценимо значим в любой момент: и когда держишь румпель, и когда натягиваешь шкот, и когда меняешь паруса, и когда прокладываешь новый курс, и когда маневрируешь с поворотами, и когда спишь, ешь, говоришь, думаешь... Все это реальность, действительность, а не уход от нее, не бегство. Нет тут ничего кажущегося, ничего неопределенного, ничего типа "как будто", нет даже намека на нирвану! Ты каждой клеточкой своего тела связан со всем, над чем властвуешь. Ты сам себе хозяин, сам выбираешь путь и сам идешь по нему. Вся твоя работа - напряженная жизнь и стремление уцелеть в этой жизни. Но при всем при том ты не можешь возвыситься над всем этим, потому что ты сам частичка этой природы и повинуешься ее законам. Многие из этих законов мы пока не понимаем и действуем на ощупь, часто по наитию, когда "шестое чувство" подсказывает, как надо поступать, чтобы не быть раздавленным этими законами... Ведь над бурным потоком природной силы мы не имеем полной власти, так как не очень хорошо знаем законы, которые управляют им, а лишь приспосабливаемся к этим законам. Ветер вдруг утихает или, наоборот, усиливается, волны внезапно становятся ласковыми, спокойными, укрощенными или бешеными, готовыми крушить все и вся на своем пути. От чего это зависит? Можем ли мы все предвидеть? Нет, пока еще нет. Пока только одни догадки и догадки...
Димитр высунулся из каюты. Значит, моя ночная вахта заканчивается. Да и взошедшее солнце уже разлило свой пожар по растревоженной воде.
- Ну как сегодня с погодкой?
- Зевс всемогущ!
Вместо утренней физзарядки сначала Димитр, а потом и я взбираемся на мачту и оглядываем горизонт.
В сочинении Страбона упоминается о том, что в античные времена считалось возможным пересечение Понта Эвксинского, не теряя из виду землю, от мыса Карамбия (Керемпе), расположенного на малоазиатском берегу, до Криу Метопона (Баранья голова) на Таврическом полуострове (Крым). Такое мнение, разумеется, могло возникнуть лишь в результате личных наблюдений и непосредственного опыта. Я, например, не верю, что Страбон для проверки этого мнения занимался математическими вычислениями расстояния между видимыми вершинами гор. Проведем и мы свою проверку.
На малоазиатском берегу между двумя самыми северными мысами (Керемпе и Инджебурун) расположена горная вершина Яралыгез высотой 1985 м. Если глаза наблюдателя находятся на уровне моря, то вершина видна на расстоянии 92,5 мили, то есть от берега она будет различаться на расстоянии 89,5 мили*.
* (Дальность видимого горизонта возрастает с увеличением высоты глаза наблюдателя над уровнем моря следующим образом: дальность видимого горизонта в милях равна 2,08, умноженным на корень квадратный из возвышения глаза в метрах. Значение множителя 2,08 соответствует среднему значению атмосферной рефракции, которая изгибает световые лучи по направлению к земле, а значит, и к наблюдателю, увеличивая тем самым дальность видимого горизонта. Искривление светового луча под действием рефракции по форме (но не по сути!) немного напоминает искривление траектории снаряда под действием земного притяжения.)
Почти на меридиане Яралыгеза в Крыму поднимается гора Ай-Петри высотой 1231 м, находящаяся всего в трех милях севернее берега. Теоретически от уровня моря гора должна быть видна на расстоянии 73 миль, а при удалении от берега - за 70 миль.
Кратчайшее расстояние между крымским и малоазиатским берегами составляет 145 миль, а между Яралыгезом и Ай-Петри - 161 милю. Таким образом, радиусы видимости покрывают друг друга. Хороший пловец может доплыть от берега до берега, видя вначале первую вершину, в середине пути - обе вершины одновременно, а затем снова одну, но только вторую вершину.
На яхтах, как и на античных кораблях, глаза наблюдателя находятся не ниже чем в двух метрах от уровня моря, что увеличивает дальность наблюдения еще на три мили. Само собой разумеется, что с высоты мачты горизонт видимости намного увеличивался. Если же учитывать и рефракцию оптического луча вследствие его прохождения через атмосферные слои, то видно будет еще дальше.
В научно-популярных статьях о миражах я однажды прочитал, что известно немало случаев, когда с Крымского полуострова были видны горные хребты Турции. Но эти случаи объясняются именно рефракцией.
Таким образом, Страбон в принципе не ошибался. То, о чем он писал, математически неоспоримо. Но это только теоретическая постановка вопроса. Достаточно чуть больше нормы испарений в атмосфере, как, например, сейчас, и... ничего не видно. Напрасно карабкаемся на мачту, чтобы с ее высоты что-нибудь разглядеть. А так хочется на практике проверить утверждение Страбона...
Самое сильное впечатление на нас производит абсолютное отсутствие жизни. Ни дельфинов, ни рыб, ни птиц - море пустынно. Вспученные мертвые воды катятся с севера, и изменчивый ветер легко их перемешивает. Эол отпускает нам временами утешительный ветерок то с запада, то с северо-запада. В зависимости от этого его каприза наша "Вега" то уверенно бороздит прозрачную воду, то неожиданно останавливается в ожидании очередного "толчка". Мы стремимся не менять курс, так как поставили себе целью плыть прямым путем, точнее, по историческому "прямому пути".
Многие советские историки единодушно высказываются в пользу существования в античные времена прямого пути между Таврическим полуостровом (Крым) и Пафлагонским мысом (Синоп). Спорным остается вопрос о том, когда именно был освоен этот путь.
Анализируя в связи с этим различные источники, ученые приходят к далеко не однозначному выводу. Так, И. И. Максимова считает, что кратчайший путь между двумя берегами Понта Эвксинского древние мореплаватели освоили после IV века до н. э. или даже не ранее II века до н. э. С. М. Жебелев утверждает, что уже в IV веке до н. э. таким путем пользовались регулярно, а М. И. Ростовцев придерживается мнения, что древние мореплаватели пересекали Черное море еще в VI веке до н. э.
Увы, внести полную ясность в этот вопрос пока никто не может. И нам с Димитром не остается ничего иного, кроме как самим избрать себе по вкусу ту или другую эпоху и с помощью "машины времени" перенестись в нее. Но как определить самую лучшую эпоху? Я, например, считаю нашу эпоху самой прекрасной из всех прежде всего потому, что мы в ней живем, хотя мы с Димитром, осваивая в 1975 году "кратчайший путь" пересечения Черного моря, опоздали с этим делом на несколько тысячелетий!
Когда я недавно делал вычисления, чтобы математическим путем понять то, что природа не хотела мне показать, я наткнулся, причем совершенно случайно, на дополнительный довод, подтверждающий относительность понятия "плавание вдоль побережья". Именно за такое плавание можно принять и пересечение Черного моря, во время которого не теряется из виду берег. Так-то оно так, но ведь при необходимости корабли должны были быстро и надежно укрыться в каком-либо заливе. А разве древний корабль, застигнутый штормом посреди моря, мог это сделать?
Этот вопрос, как и медаль, имеет две стороны. Скажем, корабль находился перед устьем Дуная, где высота берега не превышает четырех метров и видимость, в самом лучшем случае, составляет четыре-пять миль. Тогда корабль будет плавать как бы в открытом море, ибо его отделяет от берега более пяти миль. И хотя он находится в открытом море, двух часов ему будет достаточно, чтобы укрыться в устье реки.
Откровенно говоря, мне не хотелось бы укрываться в устье Дуная, да оно и далеко сейчас от нас, чтобы думать об этом. Нам предстоит посетить более интересные места - землю скифов.
Одну из многих легенд о происхождении скифов оставил нам Геродот. Как и следует ожидать, эта легенда носит откровенно прогреческую направленность.
Итак, однажды Геракл во время своих странствований встретился с Ехидной. Это произошло в устье реки Борисфен (нынешний Днепр)*. Они полюбили друг друга, и у них родились три сына. Когда они подросли, Геракл устроил им экзамен: тот, кто сумеет натянуть тяжелый лук своего отца-героя, получит в наследство земли в низовье реки. Как и во всех, легендах подобного рода, симпатии всегда оказываются на стороне младшего из сыновей... И действительно, только третий сын, по имени Скиф, сумел натянуть отцовский лук. Он и остался царствовать на земле, которая с той поры стала называться Скифией, а народ, ее населяющий, - скифами. Два других брата, забрав свои торбочки, отправились один на север, другой на запад, где и основали свои царства.
* (По Геродоту, происхождение скифов идет от Таргитая, сына Зевса или Геракла, и мифического существа, дочери Борисфена (Днепра).)
Земли на северном Черноморье после киммерийцев были заселены скифами. На развитие скифской культуры большое влияние оказали греческие колонии-города, появившиеся на Черноморском побережье в конце VII века до н. э. Древние греки встретились с самобытной культурой скифов. Различные золотые предметы, специально изготовленные греками для торговли со скифами, сильно отличаются от предметов, изготовленных самими скифами. Особенно оригинальны и мастерски выделаны скифские предметы для повседневного пользования.
Греческая колонизация Черноморского побережья имела огромное значение для его дальнейшего экономического и культурного развития. Греки преобразили этот край, придав ему "морской образ жизни". Ведь они веками бороздили негостеприимные и гостеприимные воды Понта Эвксинского, были наследниками и продолжателями морских традиций эгейских мореплавателей.
История Греции началась после того, как первая волна древних греков - ахейцев отделилась от индоевропейских народов и заселила территорию нынешней Греции. Это произошло между 2000 и 1200 годами до н. э. Но воинственные ахейцы не удовлетворились захваченными землями. Они постоянно совершали набеги на соседей, захватили остров Крит, полностью разрушили сказочный Кносс и стали хозяевами Эгейского моря. Позднее они начали проникать и в Малую Азию. Это они устроили осаду и разрушили Трою, причем не ради прекрасной Елены, как гласит одна из легенд, а потому, что этот могущественный город мешал их экспансии на север - к Понту Эвксинскому, на побережье которого проживали в основном фракийцы и скифы, казавшиеся им привлекательными торговыми партнерами.
Позднее вторая волна древних греков-дорийцев, также нахлынувшая на эти земли, безжалостно разрушила и уничтожила все, что было создано ранее. Наступила новая эпоха в социально-экономическом и политическом развитии древней Греции. В течение многих лет тысячи эллинов покидали свои родные места и отправлялись па кораблях к далеким незнакомым берегам в поисках новых земель. Они создали малоазиатскую Грецию, но и оттуда продолжали расселяться по всему свету.
На побережьях морей стали возникать колонии, города-государства (полисы).
Для того чтобы сняться с обжитых мест и отправиться в неизвестность, нужно обладать большой смелостью и сильным духом. А может быть, это переселение было вызвано тем, что земля в Древней Греции не могла прокормить всех, кто на ней проживал? Значит, нужда заставила! На суденышках, которые с высоты сегодняшнего дня нам кажутся удивительно маленькими и ненадежными, они плыли в неизвестность, к новой жизни.
Видимо, об этих обетованных землях писалось и рассказывалось очень много. Ведь не случайно до нас дошла легенда о золотом руне, олицетворяющем богатства Колхиды. Полибий, например, без обиняков писал, что "земли на берегах Понта являются незаменимым поставщиком скота, рабов и разнообразных предметов, необходимых для жизни".
Интересно, что все без исключения древнегреческие колонии были основаны на подходящих и удобных для кораблеплавания местах. Полисы воздвигались или на полуостровах, или на защищенных заливами землях. Однако здесь уже проживало местное население, в частности фракийцы (они имели свои поселения на побережье Понта еще во II тысячелетии до н. э.).
Отдельные ученые-историки придерживаются мнения, что "Арго" был не кораблем, а представлял собой целую флотилию, плававшую по определенным путям, освоенным еще финикийцами - пунийцами, которые занимались перевозкой руды. Это была флотилия первых колонизаторов.
Однако большинство историков считают, что эпос об аргонавтах отражает конкретное историческое событие, происшедшее на Черном море. Событие, которое сохранилось в памяти народов и приобрело затем поэтическую окраску. Таким событием, вероятно, и явилось проникновение в Понт Эвксинский эгейских мореплавателей где-то около середины или во второй половине II тысячелетия до н. э. Точно так же как христиане приспособили для себя ветхозаветные легенды, эллины, будучи незаурядными рассказчиками, подчинили себе легенду об "Арго".
Не имеет значения, как мы называем греков, заселивших Черноморское побережье: аргонавтами, колонизаторами или... странниками. Ведь по существу они не первооткрыватели, поскольку на этих землях уже существовала довольно высокая духовная и материальная культура, составной частью которой было морское судоходство. Правильнее будет назвать их людьми, открывшими Черноморское побережье как для себя, так и для всего человечества, ибо, как известно, история пишется людьми грамотными.
Постепенно эллины, используя в качестве рычага давления то торговые связи, то военную силу, превратились в могущественный фактор в жизни всего побережья Понта Эвксинского. Конечно, не всегда все проходило гладко, без сучка и задоринки. Об этом можно судить, читая описание Плутархом похода Перикла в 439 году до н. э. Плутарх писал: "Прибыв в Понт с многочисленной, блестяще вооруженной эскадрой, Перикл исполнил все просьбы находившихся там эллинских городов и отнесся к ним благосклонно; соседним же варварским племенам и их вождям и царям он показал, сколь велико могущество, бесстрашие и смелость афинян, которые плавают там, где хотят, и владеют всем морем...".
Улавливаете? Стратегия канонерок! Да, эта стратегия не изобретение нынешнего империализма.
Древние греки не только унаследовали морскую торговлю и морское судоходство, но и значительно расширили их. Строительство многочисленных полисов облегчало морскую торговлю. Морские пути становились все более оживленными, потому что кораблеплавание было единственным видом торговой и культурной связи между отдельными городами-государствами.
Торговые суда древних греков во многом походили на корабли финикийцев: широкие, загнутые кверху с кормы и носа, округленные, с ярко выраженной осадкой. Большинство из них имело по одной мачте высотой около четырех-пяти метров и по большому парусу. Управлялись они с помощью одного или двух весел, закрепленных в кормовой части.
Изображенные на античных вазах корабли выглядят очень маленькими, длиной не более восьми - десяти метров, но ведь величина не служит гарантией мореходных качеств того или иного корабля. Нередко бывает наоборот.
Тот факт, что колонизация и более поздний расцвет городов-государств представляют собой непрерывно развивающийся процесс, свидетельствует об эффективности тогдашнего морского судоходства.
И вот сейчас мы с Димитром плывем по пути этих древних мореплавателей. Рассуждаем, стремимся понять некоторые явления, по крупинке собираем то, что могло бы пролить свет на огромную и разнообразную деятельность людей, в далекие времена живших в этих местах. Богатства, о которых повествуют легенды, и кипевшая здесь ключом жизнь были бы немыслимы без кораблеплавания - кораблеплавания в открытом море.