В ледовых условиях подводная лодка "С-7" перешла в Ленинград. Невеселой была встреча с любимым городом. Угроза голода стала неотвратимой. Осажденный Ленинград обстреливали, бомбили.
Лисин и его товарищи недосчитались многих друзей и родных.
Тяжело пережил Хрусталев гибель друга, товарища по училищу, штурмана подводной лодки "Л-2" Алексея Лебедева;
Лебедев был одаренным флотским поэтом. Его книги "Кронштадт" и "Лирика моря" с дружескими надписями Хрусталев брал с собой во все походы. Незадолго до выхода в море, ставшего для "Л-2" роковым, Лебедев в стихах, обращенных к друзьям, писал:
Пройдет война.
Мы встретимся, быть может,
Как прежде дым
синея будет плыть.
Поговорим о том, что всех дороже:
О Родине, о славе, о любви.
...Но если даже глубина нас примет
И не настанет нашей встречи час,
Друзья-бойцы, Вкушая отдых дымный,
Поговорят о славе и о нас.
...В Ленинграде "С-7" отшвартовалась возле Адмиралтейства. Уже не сверкал, как прежде, его золотой шпиль. Он был спрятан, словно в ножны, в защитный чехол, укрепленный верхолазами.
По соседству с плавбазой "Смольный" были уже отшвартованы и остальные подводные лодки первого дивизиона.
В городе продолжались почти беспрерывные воздушные тревоги; снаряды, разрывавшиеся в центре города, пролетали над кораблями дивизиона, свист их резал уши, а через несколько секунд раздавались взрывы.
В начале декабря три фашистских снаряда разорвались вблизи подводной лодки. Дождь металлических и ледяных осколков забарабанил по корпусу. К счастью, никого не ранило.
На случай возможных уличных боев из экипажей подводных лодок был сформирован батальон. Утром бойцы занимались пехотной подготовкой, изучали самозарядную винтовку, автомат, гранаты, днем были заняты ремонтом механизмов лодки. Перед вечером Хрусталев в Александровском саду возле Адмиралтейства проводил с матросами строевые занятия по сухопутным приемам боя. Ночью моряки уходили в патруль, оберегая от фашистских лазутчиков город. Сам командир "С-7" Лисин был назначен начальником штаба батальона морской пехоты, созданного из подводников. Батальон входил в систему внутренней обороны города на случай прорыва врага.
Обстановка в Ленинграде становилась все более тяжелой. Население получало по 125 граммов хлеба в день на человека. Военным морякам выдавалось хлеба по двести граммов.
Однажды, добираясь по обледенелым, с заколоченными окнами улицам с береговой базы на корабль, Сергей Про-кофьевич встретил жену своего товарища, командира "С-10", Елизавету Васильевну Бакунину. Лисину было известно, что муж ее погиб. Теперь вместе с маленькой дочкой она переносила, как и все ленинградцы, муки блокады. Вернувшись на лодку, Лисин собрал в чемоданчик скудные запасы: несколько сухарей, баранки, банку сгущенного молока. Он знал наверняка, случись наоборот, Бакунин оказал бы его семье такую же братскую помощь!
Наступал новый, 1942 год.
...С лодки, стоявшей у гранитной Невской набережной, можно было видеть людей с ведрами, медленно спускающихся к реке, бесконечную очередь за водой. Среди них часто были и моряки: чтобы помочь населению, балтийцы ведрами приносили невскую воду на хлебозавод.
И в это же страшное время балтийцы своими силами ремонтировали "С-7". Тяжело им было. Лодка - словно вкована в лед.
Холодный металл обжигал руки. Каждый прибор, любой патрубок магистрали здесь обогревали чуть ли не своим дыханием. Работать начинали ранним утром. Заканчивали, когда на Ленинград спускалась тревожная блокадная ночь.
Люди, измученные голодом и другими лишениями, знали: от их стараний зависит успех будущих летних походов, они верили в этот успех. Каждая сводка Советского информбюро бередила сердца, мучила и в то же время вселяла надежду.
С волнением читаем записи в дневнике штурмана "С-7" Хрусталева:
"Январь 1942 года. Наши войска освободили город Калугу, мою родину.
...Который уже день у нас вместо хлеба выдают сухари. На лодке идет ремонт. Читаю "Чапаева" Д. Фурманова. Увлекся, даже делаю выписки".
"Февраль. Вечером было партийное собрание. Я почему-то впервые обратил внимание на то, сколько собирается на него людей. За время войны у нас на лодке вступило в партию 20 человек. И так на всех лодках. Чем больше трудностей, тем сильнее тянутся люди к партии".
Несколькими строками ниже: "Погиб брат Ваня. Его похоронили в районе г. Ржева, на опушке леса. Ваня, Ваня! Я еще очень мало сделал в этой войне, но клянусь, что отомщу за смерть любимого брата!"
Печаль переполняла сердца моряков. Но были у них и свои радости. Даже маленькие личные праздники они в ту пору отмечали. Этим как бы утверждалось, что и под угрозой смерти люди остаются людьми.
Как обрадовался отлично управляющий огневыми средствами лодки лейтенант Гриша Новиков, когда товарищи по кораблю поздравили его с двадцатишестилетием. Он об этом и сам забыл. А они помнили!
Лисин был, разумеется, на корабле не единственным, кто помогал семьям погибших офицеров. Чтобы поддержать детей и жен товарищей, командиры лодки решили откладывать каждый от своего месячного пайка по 600 граммов хлеба, 60 граммов масла, 60 граммов сахара, 100 граммов мяса. Это очень маленькие доли, но и они могли спасти человека,
В честь двадцать четвертой годовщины Красной Армии на корабле состоялся торжественный подъем флага. Личный состав "С-7" во главе с командиром заслужил благодарность Военного совета флота. В тяжелых условиях блокады они досрочно отремонтировали лодку.
И вот уже повеяло весной. Немного потеплело. Моряки помогали ленинградцам очищать улицы города от снега и мусора. Тот, кто держал в ослабевших руках казавшийся непомерно тяжелым лом, кто скалывал с тротуаров смерзшийся, темно-бурый от разрывов снарядов, а может быть, и от крови снег, сумеет понять чувства Лисина и его товарищей. И еще одно событие порадовало тогда моряков, любимец команды, артиллерист, рулевой и зоркий сигнальщик Саша Оленин надумал в ту весну блокадного 1942 года... ясениться. Казалось, действительность, страшная угроза, нависшая в Ленинграде над каждым, не располагали к подобному шагу. Но, может быть, именно оттого, что балтийцы любили жизнь, презирали смерть, решение Оленина й его избранницы, ставшей ему верной подругой, пришлось на корабле по душе каждому. Познакомился Саша с Ниной в ноябре 1941 года. Дочери кронштадтского моряка приглянулся остроглазый, решительный и отважный парень. В блокадную зиму на набережной Рошаля, где находилась "С-7" и ее плавбаза "Смольный", так же, как и у других лодок, можно было наблюдать необычную картину. Сюда приходили матери, жены, подруги, дети, те, кто так или иначе был связан с экипажем корабля.
И краснофлотцы и командиры выносили им маленькие сверточки, отделяя от своего скудного пайка. Саша также сходил по трапу, совал в замерзшие руки Нине или ее двенадцатилетней сестренке ломтики хлеба, кусочки сахара, крошечный пакетик с маслом. "Опять тебя ждут сестрички",- говорили ему друзья.
Рулевой-сигнальщик 'С-7' Оленин Александр Кузьмич
А весной в доме № 6 по Красной улице, где жила Нина, матросы, товарищи Саши, собрались, чтобы поздравить новобрачных
Миша Лямин, акустик, друг Оленина, явился с аккордеоном. Каждый принес для свадебного "пира" свою толику. Нина понравилась ребятам. Она вместе с другими комсомольцами тушила "зажигалки", работала на эвакопункте, была настоящей дочерью старого балтийского моряка и подругой их товарища.
Приближалась долгожданная пора походов. Штурман Хрусталев на базе, раскрыв заветные страницы дневника, 15 апреля 1942 года записал: "Сегодня в Ленинграде впервые после долгого перерыва пошли трамваи. Пока только всего по 5 маршрутам. Их звонки для нас - что музыка. Сразу стало как-то веселее, радостнее.
Снег быстро тает. Следим за льдом на Неве. Он стал серым, рыхлым. Скоро он сойдет в море, а вслед за ним - и мы. Впереди походы и бои. Скорее бы..."