Особый мир

Где бы Лисин ни находился: на Саратовской фабрике имени Халтурина, на Сталинградском тракторном, в Военно-морском училище им. М. В. Фрунзе в Ленинграде, на далеком Севере или на пылающей испанской земле, у него всюду были испытанные товарищи, чьей дружбой он гордился, отвечая доверием на доверие, любовью на любовь. Но ни к кому он, кажется, не испытывал такого чувства преданности, братской привязанности, как к тем, кто в Отечественную войну служил под его началом, с кем делил он радости и неудачи походов.

Подводная лодка - это особый мир. Небольшой, отрезанный во время плавания от земли и в то же время неотделимый от нее. Команда подводной лодки - живой организм. И неважно, кто является здесь его сердцем, легки-ми, его мускулистыми руками. Все органы жизненно необходимы и ни без одного из них ему не обойтись.

Вот почему так хочется знать любому участнику коллектива, чем взволнован, обрадован или огорчен другой, что пишут ему из дому и сохранился ли еще, в войну, этот дом?! Да мало ли чем хочет поделиться человек со своим самым дорогим, верным другом.

Так и Лисину доставляло внутреннее удовлетворение про себя произносить: "Мой экипаж", "Мой комиссар", "Мой корабль", никак себя при этом не выделяя, но сознавая в полной мере ту ответственность, которую возлагает на него высокое звание командируй. Лисин знал, например, что комиссар лодки Василий Семенович Гусев, или, как звал он его ласково - Васенька, моложе его на шесть лет, но накопил уже немалый житейский опыт. Гусев от первого комиссара лодки Бориса Назаровича Бобкова, формировавшего во время введения "С-7" в строй ее команду, получил отличное наследие. В экипаже не было случайных, тяготившихся службой людей. Каждый был хорошим специалистом в своей области, а в боевой обстановке мог заменить еще одного, а иногда и двух-трех других.

Комиссар подводной лодки 'С-7' Гусев Василий Семенович

Сергея Прокофьевича сближала с Гусевым их боевая закалка. И тот и другой в прошлом были комсомольскими вожаками. Старший политрук Гусев пришел на Балтику из Севморпути. А служба на далеком Севере оттачивает, шлифует человеческий характер, делает его крепким, словно кремень. Он многое знал, многое усвоил благодаря своей непоседливой, любознательной натуре, редкостной работоспособности, культуре. Матросам было просто интересно с ним поговорить. А в тяжелые, рисковые минуты они ощущали его как близкого, родного человека. Но чутье политработника никогда не позволяло ему перейти невидимую грань, за которой начинается панибратство.

По уставу "боевой пост" Василия Семеновича был рядом с командиром, но по долгу политработника и на всех боевых постах корабля. Разумеется, он не мог быть вездесущим, поэтому среди любимых его уголков на корабле был один особенный, не значащийся ни в одном военно-морском уставе пост - там, где, когда подводная лодка всплывала, было разрешено курить. Подводные лодки того времени всплывали только ночью, и то на ограниченное время, необходимое для подзарядки аккумуляторов. На мостике положено было находиться только маленькой вахте, но и ей не разрешалось курить: в темные ночи огонек папиросы мог быть замечен издалека. Курить подводникам можно было во время надводного хода лишь по очереди на этом посту.

Гусев был главою курильщиков. Курил Василий Семенович трубку. Их было у него несколько. А самая любимая выточена в форме лисы, от хвоста до головы, пасть которой набивалась табаком. Во время ночных перекуров Гусев приглашал матросов подымить своим "капитанским", беседовал с ними о разных разностях.

Среди личного состава подводной лодки "С-7" большинство были комсомольцы. Они дружили между собой. Боевые обязанности, опасности, которые их окружали, сплачивали людей.

Старшина группы артиллеристов Петя Сенокос командовал 100-миллиметровым носовым орудием. Его первый наводчик - Саша Оленин, второй - Борис Хомутов составляли вместе со своим командиром неразрывную троицу. Так же дружил и расчет 45-миллиметрового орудия, которым командовал комендор Василий Субботин.

Очень любили на корабле внешне сурового кока Шинкаренко, трюмного Петю Скачко, командира отделения электриков Сергея Самонова.

Жизнерадостные, веселые парни, они поспевали всюду. Во время надводного боя украинец Шинкаренко подавал наверх снаряды, "от я вас нагодую" - была его присказка. Дружили между собой, хотя и вечно спорили, еще два его земляка - Лымарь и Кулиш. "Ось що я тобi скажу",- начинал один. "Да не ты меш, а я тобi..." - перебивал другой. Но за этой шутливой упрямостью таилась морская верность. Она проявлялась во многих испытаниях.

"Лисинцам", как и всем, кто в тот день находился в Кронштадте, навсегда запомнилось 23 сентября 1941 года, когда во время "звездного" налета фашистской авиации прямым попаданием в артиллерийский погреб был сильно поврежден линейный корабль "Марат". Моряки "С-7", стоявшей вблизи от линкора, видели, как над кораблем взмыл огромный столб воды, огня и дыма. Носовая часть медленно погрузилась в воду, а на флагштоке ее до последнего мгновение виден был гюйс. Небо полнилось ревом пикирующих самолетов, громом выстрелов зениток. Пушки "С-7" также принимали участие в отражении налета.

Вскоре налет повторился. Штурман Хрусталев насчитал в небе более 50 самолетов. Снова заволокло Кронштадт дымом, багровой шапкой разрывов. Стреляла "С-7", били орудия стоявших рядом кораблей, отвечала метким зенитным огнем и уцелевшая, продолжающая сражаться кормовая часть "Марата".

В конце сентября лодке было приказано выйти на позицию перед островом Лавенсари. Перед выходом Гусев собрал коммунистов. Он сказал: "Кронштадт своим огнем мешает врагу взять Ленинград. Фашисты могут попытаться штурмовать Кронштадт с моря. Нам и другим лодкам приказано выйти наперерез возможного пути фашистской эскадры".

А ведь лодку придется вести рискованными узкими проходами среди минных полей. Командир "С-7" сказал коротко и убежденно: "Пройдем!"

С Лавенсари подводные лодки поочередно выходили на позиции.

В недолгие минуты отдыха, когда "С-7" в часовой готовности стояла у пирса, молодые моряки особенно остро почувствовали приближение осени - благословенного времени года, когда природа, земля, деревья наполняются соками, последним солнечным теплом для близкой схватки с зимою. Лодку маскировали хвойными ветками. Пока их рубили, матросы в прибрежном лесу набрали ведро грибов. Шинкаренко радовался - будет хорошая поджарка.

Невдалеке в перелеске слышались пистолетные выстрелы. Это Гусев обучал меткой стрельбе штурмана Хрусталева.

"С-7" находилась на Лавенсари до 20 октября. Фашисты с моря так и не отважились на штурм Кронштадта. Из Петергофа, Урицка враги били по кронштадтским и лег нинградским кварталам из дальнобойных орудий, все туже сжималось кольцо блокады.

На обратном пути в Кронштадт лодка попала в шторм. Ветер больно бил в лицо сигнальщику и командиру, стоявшим на мостике. Зима в том году начиналась ранняя. Но пока залив еще не сковало льдом, военная страда продолжалась.

...В зимний шторм "С-7" вскоре вновь вышла для выполнения боевого задания. Лисину было приказано загрузить лодку до предела, выйти в море для обстрела занятого врагом побережья. Помимо штатного запаса первый и седьмой отсеки были дополнительно загружены ящиками снарядов. На поверхности волнение пять баллов, можно не опасаться фашистских катеров, но стрелять будет трудно.

С 28 октября по 15 ноября лодка вела систематический обстрел вражеских объектов.

Чтобы увеличить скорострельность пушек, матросы подавали снаряды из отсеков на палубу про запас. Стреляли почти каждую ночь. Волны заливали обледеневшую палубу. По ней катились отстрелянные медные гильзы и снаряды. Чтобы не дать им упасть в воду, комиссар ложился по борту у лееров, придерживая снаряды телом. Часто Гусева накрывала ледяная волна. Позднее по его примеру так делали и краснофлотцы!

По-особому хотелось подводникам отметить наступающую двадцать четвертую годовщину Октября. Конечно, и прежние их налеты внесли немалое смятение в стан врага. Еще ни одна подводная лодка, кажется, не отваживалась подходить так близко к вражескому берегу, наносить столь дерзкие удары по его тылам. Но вот обстрелять базу, оберегаемую катерами, защищенную батареями,- трудно.

Накануне праздника Седьмого ноября лодка "С-7" под командованием Лисина находилась возле вражеских береговых позиций.

Там была база немецких торпедных катеров. Холодный ветер швырял в лицо командира и сигнальщиков пригоршни колючего мокрого снега. Вряд ли фашисты могли предположить, что из голодного, обстреливаемого, пытаемого блокадой города сюда прорвутся советские подводники.

А они стояли уже возле орудий. После нескольких первых выстрелов на берегу вспыхнуло яркое пламя.

Там горели фашистские склады с горючим. Обстрел велся с предельной скорострельностью, поражались все новые цели.

Так отметил экипаж "С-7" двадцать четвертую годовщину Октября. Наутро на боевой позиции подводники приняли поздравление с праздником и благодарность Военного совета Краснознаменного Балтийского флота за успешно проведенную операцию.

Это был подлинный праздник.

Седьмого ноября, на грунте, балтийцы торжественно отметили его. Постарался и кок Шинкаренко. Испеченные им пирожки пришлись всем по вкусу.

Штурман Михаил Хрусталев, для которого, так же как для командира и комиссара, каждая ночь в походе была бессонной, в своем дневнике записал: "Во время вечернего чая матросы пригласили меня в гости в первый отсек. Хорошо в такой дружной семье. Шутили, смеялись. Не верилось, что мы у вражеских берегов, что каждую минуту нас подстерегает опасность. Оказалось, что в тот вечер наша офицерская кают-компания пустовала. Все командиры боевых частей, комиссар, старпом, врач были в отсеках. Матросы долго не отпускали их. Пожалуй, в эти часы мы особенно глубоко поняли, какой крепкой дружбой спаян наш экипаж!"

Есть в дневнике Хрусталева - бесценном свидетельстве участника походов, к которому в своем рассказе мы будем обращаться неоднократно, запись, точно характеризующая душевное мужество Лисина и его подчиненных: "Меньше всех отдыхает командир корабля. И в то же время он заботится, чтобы каждый из нас использовал любую возможность для отдыха. У команды приподнятое настроение: возвращаемся в Кронштадт. Мы уже подошли к бую Лавенсари, когда командир приблизился к моему столику, взял раскрытую книгу. Посмотрел название: Бальзак "Утраченные иллюзии". Рассмеялся: "Как раз определяет наше настроение". Я не понял. Он пояснил: "Поворачиваем назад, штурман. Приказано, если достаточно продуктов и топлива, оставаться на позиции до 15 ноября". Топлива действительно на несколько суток, продуктов тоже. Но вот пресной воды всего на два дня. Коммунисты и комсомольцы лодки пошли на новые суровые лишения. Выдачу воды сократили, а для супа Шинкаренко предложил использовать соленую воду. Шкурко тревожился: люди могут заболеть. Но кок недаром считался на лодке магом и волшебником. Из матросов никто и не догадывался, что суп сварен с добавлением морской воды".

И снова ночные обстрелы. Накрыта цель - завод, изготовлявший бетон для вражеских укреплений. Только тогда, когда последние фугасные, шрапнельные и осветительные снаряды были израсходованы, лодка сквозь сплошной мелкий лед двинулась к Кронштадту.

Временами корабль стопорил ход. На мостике от дробящегося льда стоял такой грохот, что морякам трудно было переговариваться. Люди на пирсе увидели фантастическую картину. Раздвигая лед, в белом панцире, сквозь который проглядывала шаровая, зеленая, рыжая краски, "С-7" медленно возвращалась на базу.

Впереди была жестокая, грозившая смертями и бедами блокадная зима.