В начале войны

В субботу 21 июня 1941 года личный состав подводных лодок жил по обычному распорядку дня. Вечером одна часть личного состава находилась в увольнении на берегу, другая - несла дежурно-вахтенную службу и отдыхала в кубриках на плавбазах. Никто не мог предположить, что это последний мирный день, что следующий день станет поворотным в судьбе каждого, в судьбе всей страны.

В 23 часа 37 минут на кораблях флота прозвучали колокола громкого боя. Должен заметить, что мы нередко слышали такие сигналы и были в какой-то мере привычны к ним. Еще 19 июня по приказанию из Москвы Балтийский флот был переведен на боевую готовность № 2. Ранее тревоги проводились как учебные, и личный состав выполнял свои обязанности в установленной последовательности. Но на этот раз боевая тревога всех насторожила. Она отозвалась в сердце каждого. И действительно, в ту ночь флот переходил на боевую готовность № 1.

В течение всей ночи личный состав "малюток" не смыкал глаз, ожидая боевого приказа. Многие догадывались, что назревают чрезвычайные события. В Таллине было тихо, но, как мы узнали позже, в предутренние часы гитлеровцы уже бомбили с воздуха советские города и военно-морские базы. Фашистская авиация сбросила донные магнитные мины у входа на Большой Кронштадтский рейд.

События развивались стремительно и неотвратимо. 22 июня в 4 часа 59 минут Военный совет флота оповестил всех нас о нападении фашистской Германии. Было приказано применять при отражении вражеских атак оружие. В полдень по радио передавалось Заявление Советского правительства о вероломном нападении немецко-фашистских захватчиков на нашу страну. На кораблях состоялись митинги. Собрались на митинг и члены экипажа нашей лодки. Лица у всех выражали гнев и решимость.

П. В. Гладилин

Первым выступил капитан-лейтенант П. В. Гладилин, за ним командиры подразделений, старшины и краснофлотцы. Говорили коротко, но за каждым словом стояла решимость до конца отстаивать социалистическое Отечество. Наш человек не любит выражаться красиво, но зато лучше слов говорят его дела. Слушая выступления товарищей, я невольно вспомнил рассуждения великого писателя Л. Н. Толстого о словах и поступках русского солдата. "...Если бы великое слово, в каком бы то ни было случае, даже шевелилось в душе моего героя, я уверен, он не сказал бы его: во-первых, потому, что, сказав великое слово, он боялся бы этим самым испортить великое дело, а во-вторых, потому, что, когда человек чувствует в себе силы сделать великое дело, какое бы то ни было слово не нужно. Это, по-моему мнению, особенная и высокая черта русской храбрости..."¹

¹ (Толстой Л. Н. Собр. соч. М., 1979, Т. 2, С. 90.)

Конечно, в тот день мы не представляли в полной мере той опасности, которая нависла над нашей страной, но выработанное годами всем нашим укладом жизни чувство долга, чувство советского патриотизма находило отражение в готовности немедленно выступить на борьбу с врагом. Позже мы узнали, что на Балтике первый удар фашисты обрушили по военно-морским базам Кронштадт, Лиепая, Вентспилс.

Война нарушила обычный порядок жизни, жестоко распорядилась судьбами людей. Мой товарищ по училищу штурман подводной лодки "М-81" Георгий Ильин в своем дневнике запечатлел первые дни войны в Лиепае. Он записал:

"День 22 июня начался для нас беспокойно. По сигналу "Боевая тревога!" вскочили с коек, похватали противогазы и побежали на подводную лодку. Не успели принять боевые торпеды, как над головой появились три самолета, похожие на наши СБ. Зенитчики били с упреждением. Через час над гаванью появились еще 20 самолетов. Наши батареи открыли огонь. Один самолет с большим шлейфом черного дыма прочертил небо и упал в воду. Через час мы ушли в море.

23 июня. Сегодня фашисты бомбили Лиепаю и порт. Город сотрясали разрывы бомб. Нас обнаружил немецкий самолет. Мы срочно погрузились. Днем в перископ наблюдали пожары на нашем берегу. Когда всплыли, у берега вспыхнуло огромное пламя. Один из кораблей подорвался на мине. Мы находились под водой несколько часов. Порыв у моряков один - искать врага в море и атаковать его. Все считают, что врага мы разгромим быстро, что нет такой силы, которая могла бы нас победить..."

С содержанием дневника своего товарища мне довелось познакомиться в 1965 году, когда со дна Финского залива силами аварийно-спасательной службы флота была поднята подводная лодка "М-81". Долголетнее пребывание дневника в затопленном отсеке повредило листы бумаги, но все же содержание записей удалось восстановить. Капитан 1 ранга С. А. Новак, принимавший участие в подъеме подводной лодки "М-81", подарил мне два предмета - призму пеленгатора от репитера гирокомпаса и клевант (соединительную скобу) фала для подъема сигнальных флагов, взятые им с этой подводной лодки.

Долго и бережно хранил я эти дорогие для меня реликвии, а когда в 269-й школе Кировского района Ленинграда был создан музей "Боевые подвиги подводников дважды Краснознаменной Балтики", я передал реликвии в этот музей, где они и экспонируются.

С началом войны перед нашим экипажем была поставлена задача - готовить подводную лодку, стоявшую в доке, к боевому походу. Объем работ был велик, но еще больше было желание досрочно ввести ее в строй и выйти в море.

Обходя отсеки, я всюду убеждался: в экипаже царит атмосфера самоотверженного труда. Боцмана Александра Захарова, человека трудолюбивого, застенчивого, несмотря на позднее время, застаю в центральном посту. Интересуюсь его настроением.

Вероломство фашистов, напавших на советскую землю, вызывало у людей лютую ненависть к врагу. В кубриках только и говорили о начале войны. Моряки хотели осмыслить, понять случившееся: почему мы отступаем, неужели у нас мало сил? Старослужащие успокаивали всех: "Все равно нас не осилишь, на испуг не возьмешь..."

В своих выступлениях перед личным составом мы не скрывали неудач наших войск, старались объяснить их временным преимуществом врага - внезапностью нападения, превосходством в технике. Подчеркивали, что пройдет некоторое время, советские войска отмобилизуются, соберутся с силами и тогда врагу не миновать поражения.

Во время завершения ремонтных работ не знали покоя все, но особо много хлопот выпало на долю командира электромеханической боевой части инженер-капитан-лейтенанта И. В. Бубарина. Это был уже немолодой Моряк. Начал он службу краснофлотцем - электриком подводной лодки "L-55". Эта лодка была английской, Участвовала в интервенции против молодой Советской Республики. 4 июня 1919 года, когда она безуспешно атаковала наши корабли, снаряд, выпущенный из носового орудия эсминца "Азард", попал в цель. Вражеская лодка потеряла управление, вышла на минное поле, подорвалась и затонула. В 1928 году ее подняли со дна Копорского залива. После восстановления "L-55" была введена в состав КБФ. Тогда-то и прибыл служить на нее Бубарин.

Мы ценили Ивана Васильевича и как специалиста, и как воспитателя. Он удачно сочетал эти качества. После Митинга и приказа готовить корабль к боевому походу командир БЧ-5 проявил невиданное усердие - трудился в дизельном отсеке вместе с краснофлотцами день и ночь. Подчиненные, глядя на него, не уходили с боевых постов. На следующий день после начала войны командир подводной лодки спросил Бубарина:

- Сколько суток потребуется, чтобы лодка могла выйти в море?

Тот пожал плечами и ответил:

- Самый минимальный срок. Приложим все силы, чтобы подготовить корабль к боевому походу. Мы хорошо понимаем обстановку.

Действительно, нашим специалистам потребовалось всего два дня, чтобы завершить доковые работы и ввести подводную лодку в боевой строй. Ранним утром 25 июня "М-102" и "М-99" отдали швартовы и взяли курс в море. Время было рассчитано так, чтобы засветло надводным ходом пройти вблизи своих берегов и к исходу первых суток в сумерках белой ночи выйти в открытое море.

Покидая Таллинский рейд, мы вое, кто стоял на ходовом мостике, с грустью смотрели на удаляющийся город. Следы войны ощущались повсюду. На Таллинском рейде стояло много кораблей и судов, Якорную стоянку ограждало боновое заграждение. Мористее дозорные катера вели наблюдение.

Бдительность, помноженная на решимость нанести удар по врагу, были нашим девизом в боевом походе. Вместе с тем нас не покидала мысль о минной опасности. В памяти всплыли слова флагманского минера Михаила Бакутина, провожавшего нас в поход:

- Будьте начеку. Финский залив напичкан минами, как суп клецками.

Развернув карту, он посвятил нас в минную обстановку. Положение было тревожным. Как оказалось, немцы заранее готовились к нападению на нас. В последние дни перед войной они начали скрытно ставить мины в заливах Балтийского моря, используя в этих целях не только военные корабли, но и транспорты. Позже нам станет известно, что в южной части моря противник поставил минное заграждение большой протяженности и глубины, назвав его "Вартбург", в Финском заливе - минные заграждения "Апольда" и "Корбета". Более тысячи мин было выставлено ,к северу от Таллина и к западу от острова Найссар (Нарген). Неизвестные нам донные магнитные мины преграждали путь на подходах к Лиепае, Вентспилсу, Кронштадту, а также к проливам Ирбенский и Соэла-Вяйн (Соэлозунд). Фашисты рассчитывали массированным применением минного оружия блокировать советские корабли в базах и лишить их возможности вести боевые действия на море.

Выслушав флагманского специалиста, мы, естественно, задали вопрос: как же бороться с вражескими минами? Флагманский специалист пожал плечами. Средств борьбы с донными минами тогда еще не было - они только начали создаваться.

Рассказ флагманского специалиста насторожил нас. В боевом походе мы все были в напряжении. На траверзе маяка Пакринем курсы "М-102" и "М-99" разошлись. Пожелав друг другу счастливого плавания, лодки следовали теперь в надводном положении самостоятельно. Шли без какого-либо охранения: плавание вблизи своих берегов считалось безопасным. До острова Осмуссар дошли спокойно, никого не встретив.

Погода благоприятствовала нам. Стоял чудесный летний день. Гладь моря отливала блеском. Видимость была превосходная. Находясь на ходовом мостике, я не раз спрашивал себя, все ли у нас готово к отражению возможных атак противника.

В соответствии с боевым расписанием мы подняли на ходовом мостике съемную мачту, оснащенную фалами для сигнальных флагов и фигур; на правом борту ограждения мостика поставили прожектор, на левом - пулемет "максим"; к штепсельной коробке подсоединили сигнальный фонарь "Ратьер"; установили выносные репитер гирокомпаса и манипулятор управления вертикальным рулем; герметическую крышку магнитного компаса оставили в открытом положении.

Все это обеспечивало надводное плавание лодки. Но в случае ее погружения нам предстояло срочно убрать все оборудование с ходового мостика. До войны для итого даже существовал нормативный показатель, который отрабатывался на тренировках.

Однако теперь этот порядок оказался неприемлемым: в боевых условиях лодке надлежало быть готовой к срочному погружению, без какой-либо предварительной подготовки. Придя к такому выводу, мы в первом же походе убрали все оборудование ходового мостика, а штепсельные коробки загерметизировали.

Мы долго шли незамеченными. Кругом было тихо, небо по-прежнему безоблачно, вода прозрачна как стекло. И вдруг на подходе к острову Хиума (Даго) прозвучал голос вахтенного сигнальщика краснофлотца Николая Мушинского:

- Вижу мину!

Мы все, стоявшие на мостике, глянули 8а борт. По телу пробежала дрожь: зловещие рогатые шары чернели в прозрачной воде с обоих бортов. Выходит, кажущаяся безопасность была призрачной - лодка в любую минуту могла наткнуться на мину и взлететь на воздух.

Взоры всех обратились к командиру лодки капитан-лейтенанту П. В. Гладилину. Он не растерялся, спокойно осмотрелся и скомандовал:

- Стоп дизель! Товсь электромотор! Самый малый вперед!

Командир ничем не выказывал своего волнения, командовал спокойно, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Обратившись ко мне, он спросил:

- Сколько времени идти малым ходом до поворота?

Получив ответ, командир объявил:

- Следовать прежним курсом! Выставить вперед смотрящего для обнаружения мин!

Спокойный тон командира вселил в каждого из нас уверенность в благополучном исходе плавания на минном поле. Рождение этой уверенности - большое дело в боевой обстановке. Она создает в экипаже боевой настрой, высокую активность. Впоследствии, попадая в сложные ситуации, я не раз вспоминал поведение командира капитан-лейтенанта П. В. Гладилина в тот опасный момент.

Благодаря согласованным действиям членов экипажа, принятым мерам безопасности подводная лодка успешно преодолела минное поле и вышла на просторы Балтийского моря. Нам определили район боевых действий в его северной части вдали от берегов. Юго-западнее находился шведский остров Готска-Санде с высокими обрывистыми берегами, у которых могли укрыться небольшие суда.

По-разному складывается плавание корабля на боевой позиции. Для нашей лодки оно имело свои особенности. Днем под водой мы утюжили назначенный квадрат, ночью над водой тарахтели дизелем, пополняя энергозапасы для последующего подводного плавания. Время тянулось однообразно. До боли в глазах мы всматривались в горизонт. Два цвета господствовали вокруг: синий - неба и моря, белый - чаек. Все вокруг словно вымерло. На лодке утвердился свой порядок жизни - каждые четыре часа сменялась ходовая вахта, что при двух сменах было нелегко.

Командир корабля, обходя отсеки, был задумчив. Это и понятно. Ведь условия, сложившиеся в первом боевом походе, потребовали новых организационных форм жизни и деятельности подводников. Нужно было приберечь силы и рационально распределить нагрузки на людей. Прежде всего командир изменил распорядок дня. Теперь ночь стала у подводников самым напряженным временем суток. Днем под водой было относительно спокойно. В отсеках стояла тишина, изредка нарушаемая шумом электролебедки перископа. После напряженной ночи многих клонило ко сну.

Экономя электроэнергию, пищу готовили во время заряда аккумуляторной батареи, когда лодка шла под дизелем и главный гребной электродвигатель работал как динамо. Обязанности коков по совместительству исполняли торпедисты мичман Константин Голанов и Старшина 2-й статьи Николай Калугин. Они трудились денно и нощно, не зная усталости. За ночь дважды кормили экипаж. Пища была питательной и вкусной. Коки-торпедисты меньше всех спали, больше всех работали и никогда не роптали на свою судьбу.

Время, отведенное для автономного плавания подводной лодки, хоть и медленно, но расходовалось. Начался июль. По радио по-прежнему передавали неутешительные информационные сводки о ходе боевых действий. Уже шли бои в районе Риги. Враг рвался в Эстонию. Но как бы там ни было, советские войска, отступая, ожесточенно сопротивлялись, изматывали силы противника.

Выполнив задачу, подводная лодка легла на обратный курс - в базу. На рассвете 3 июля подошли к острову Хиума. Всплыли в надводное положение. Лодка приближалась к маяку Тахкуна, огибая остров с севера, постепенно втягиваясь в Финский залив. На подходах к маяку из поселка Кярдла она подверглась артиллерийско-пулеметному обстрелу. Тревожил вопрос: кто на острове - свои или чужие?

Старшина группы электриков Федор Максимчук, смелый и отчаянный морян, предложил командиру произвести разведку на берегу и пообещал сделать это бесшумно. Командир подводной лодки отнесся к предложению скептически, считая, что вскоре поступят указания командования. И действительно, при очередном всплытии мы получили радиограмму с приказанием ждать прибытия катеров МО и в их сопровождении следовать в маневренную базу через пролив Соэла-Вяйн.

Утром 4 июля мы встретились с катерами, вошли в воды Моонзундского архипелага и ошвартовались у старого деревянного пирса в тесной гавани рабочего поселка Рохукюла. Здесь узнали об обстоятельствах стрельбы по нашей лодке.

Сложная обстановка в Финском заливе вынудила командование ввести "малютку" в одну из гаваней Моонвундского архипелага, но связисты передать это приказание своевременно не смогли, а выход катеров для встречи нашей подводной лодки задержался. Убедившись, что радиограмма не передана и подводная лодка движется в сторону Финского залива, оперативный дежурный Береговой обороны Балтийского района (БОБРа) решил задержать ее предупредительными вы-стрелами. Этот случай послужил предметом детального обсуждения в штабе Береговой обороны, и в последующем таких ошибок не допускалось.

В начале июля над Моонзундскими островами сгустились тучи - нависла угроза их захвата врагом. По нескольку раз в сутки на Рохукюлу налетали фашистские самолеты. Вражеские воздушные разведчики постоянно висели над поселком. Сигналы тревог чередовались непрерывно, но, несмотря на это, работы в гавани не прекращались. Краснофлотцы и красноармейцы грузили на плавсредства артиллерийские орудия, минометы, боеприпасы, продовольствие и войсковое имущество.

С прибытием в базу командиру корабля надлежало представиться старшему военно-морскому начальнику. Капитан-лейтенант П. В. Гладилин, оценивая ситуацию, рассуждал вслух:

- Понимаю, что надо представиться старшему начальнику, но как покинуть подводную лодку, когда фашистские самолеты то и дело налетают на порт. Где важнее всего находиться командиру?- Подумав, сам ответил:- Лучше всего мне остаться на корабле, а ты, Юрий Сергеевич, собирайся и следуй в штаб охраны водного района. Только не забудь доложить, почему я не смог прибыть, чтоб не подумали, что я пренебрегаю командованием.

Я тут же отправился выполнять приказание. По дороге, забитой войсками и техникой, наконец добрался §о лесной дачи, где размещался оперативный дежурный, после стесненного обитания в лодочных отсеках тишина и свежий воздух соснового бора показались мне блаженством. В комнатах штаба непрерывно звенели телефоны, выслушивались доклады и отдавались распоряжения.

Оперативный дежурный, выведенный из равновесия беспрерывными тревожными звонками, поднял голову и посмотрел на меня с досадой, как бы спрашивая, что, дескать, надо. Я доложил о прибытии "М-102" и сообщил, что командир ввиду сложной обстановки остался на корабле. Он тут же воскликнул:

- Молодец твой командир! Покидать подводную лодку в этой суматохе нельзя. Доклад я ваш принял. Возвращайтесь на корабль, а о лодке я доложу командиру базы.

В гавани Рохукюла стоял дивизион торпедных катеров, который базировался на "Виронии" - большом судне, располагавшем всеми удобствами для размещения личного состава. Командование дивизиона предложило нам перейти на плавбазу катеров. Соблазн был велик: там и помыться можно, и привести себя в порядок, и кинофильмы посмотреть. Кое-кто был склонен перебраться туда. Выясняя мнение командиров боевых частей, Гладилин спросил: "Будем переселяться или нет?" Я высказался против, так как обстановка оставалась тревожной. Было решено ограничиться лишь помывкой команды в бане. Для этого на плавбазу посылать одновременно не более двух человек.

В свою очередь малюточники ответили флотским гостеприимством - пригласили катерников на ужин. В дружеской беседе мы узнали много нового, в том числе о катерниках и малюточниках. Что и говорить, наш экипаж, находясь в боевом походе, имел скудные сведения о действиях товарищей по оружию, и каждое сообщение о них вызывало у нас или радость, или сожаление.

Мы все переживали за трагическую участь подводной лодки "М-78", которой командовал старший лейтенант Д. Л. Шевченко. По своему техническому состоянию она погружаться не могла и совершала переход из Лиепаи в Ригу в надводном положении. 23 июня 1941 года во время налета вражеской авиации лодка начала уклоняться от атак, но тут ее подстерегла и торпедировала фашистская подводная лодка. На борту "малютки" погиб командир дивизиона С. И. Матвеев. Он собирался выйти в море на другой лодке, но в последний момент перешел на "М-78", перешел туда, где труднее, и разделил трагическую участь экипажа.

Как станет известно позже, подводную лодку "М-78" атаковала фашистская лодка "U-144", действовавшая у советского побережья. Гитлеровцы рассчитывали на безнаказанность своих действий, но их расчеты не сбылись. Подводная лодка "Щ-307" под командованием капитан-лейтенанта Н. И. Петрова расквиталась с ними. Вот как это произошло.

10 августа "Щ-307" возвращалась из боевого похода. Вахтенный командир лейтенант П. А. Никитин через перископ обнаружил рубку неизвестной лодки. Это оказалась немецкая подводная лодка "U-144". Она тоже заметила перископ нашей лодки, быстро погрузилась и атаковала торпедами, но безуспешно. В ответ "Щ-307" легла на боевой курс и контратаковала вражескую лодку. Торпеды попали в цель. Прогремели взрывы, и фашистская субмарина затонула. Достоверность этого факта подтверждена официальными документами¹.

¹ (См.: Боевая летопись Военно-Морского Флота (1941-1942), М., 1983. С. 128.)

Это была первая победа балтийских подводников в борьбе с подводными силами противника. Большая заслуга в этом принадлежала, безусловно, командиру корабля капитан-лейтенанту Н. И. Петрову. Еще в предвоенные годы я знал его как одного из одаренных подводников, много сделавших для развития теории и практики торпедной стрельбы. Он был назначен преподавателем в Краснознаменный учебный отряд подводного плавания имени С. М. Кирова и одновременно в Высшее военно-морское Краснознаменное училище имени М. В. Фрунзе. С большим интересом мы слушали его лекции по курсу торпедной стрельбы. С началом войны Николай Иванович Петров, как истинный патриот, подал рапорт о направлении его на действующие подводные лодки. Его просьбу удовлетворили, и наш наставник в первом же походе показал себя мастером торпедных атак.

К чему я все это рассказываю? Хочу подчеркнуть важность для военного человека, особенно для офицера, высокой профессиональной выучки. Она для него в сочетании с другими качествами - источник всех успехов. Военный человек красив прежде всего своим умением. Казалось бы, это элементарная истина. Однако, к сожалению, встречаются молодые офицеры, которые в мирное время не проявляют должной настойчивости в изучении военного дела, в овладении искусством морского боя, ошибочно полагая, что в реальной боевой обстановке все равно придется доучиваться. Но в бою уже поздно доучиваться. В бою надо воевать!

В первые месяцы войны балтийцы продемонстрировали высокие морально-боевые качества при обороне и защите военно-морских баз. В боевом содружестве с войсками Красной Армии они с достоинством и честью отстаивали каждую пядь приморской земли. Случилось так, что под натиском врага экипажи некоторых лодок оказались в критическом положении: одни лодки были в ремонте, другие не смогли выйти в море. Как быть? Приказ командования и желание моряков совпадали: уничтожить корабли, а экипажам вливаться в ряды сухопутных войск.

В жестоких схватках с врагом по-разному складывались ситуации, но общей была одна черта подводников - их верность воинскому долгу.

Как-то в середине сентября 1941 года я встретил на пирсе однокашника, штурмана подводной лодки "М-83" лейтенанта Евгения Антипова. Я знал, что его подводная лодка находилась в Лиепае (Либаве). Смотрел на него и не узнавал: так он изменился. "Что с тобой, Женя?" Он досадливо махнул рукой: "Знаешь: то, что пережил, ни пером описать, ни словом рассказать. Придает силы одно - сознание, что подводники с "малюток" вышли из всех этих испытаний с честью".

Евгений Антипов поведал о стойкой обороне Лиепаи. Вместе с армейскими частями военные моряки мужественно отстаивали город и порт. Здесь впервые гитлеровцы почувствовали силу матросских ударов.

Когда враг ворвался на окраины города, моряки прощались со своими кораблями, находившимися в ремонте. Старший в группе ремонтирующихся кораблей командир эскадренного миноносца "Ленин" капитан-лейтенант Ю. М. Афанасьев приказал экипажам сойти на берег и стать в ряды сухопутных бойцов. Корабли по приказу были взорваны¹. Такая же участь постигла и подводные лодки "М-71" и "М-80". Это решение, повторяю, было продиктовано сложившейся обстановкой. Очевидцы рассказывают: подводники, как и все моряки, с трудом расставались со своими кораблями. Они по нескольку раз обходили отсеки, как бы прощаясь с родным домом. Выражение их лиц было скорбным. Но как бы ни было горько и тяжело, они сделали этот трудный шаг. Сняв головные уборы, постояли несколько минут на берегу и, как один, влились в ряды стрелков, защищавших Лиепаю. Сменив тесные отсеки на земную твердь, штурвал на винтовку, прикусив ленточку бескозырки, моряки-подводники мужественно бросались в атаки.

¹ (См.: Боевая летопись Военно-Морского Флота (1941-1942), С. 96.)

Фашистам удалось захватить несколько тяжелораненых моряков. Среди них оказались малюточники капитан-лейтенант Ф. А. Мочалов и лейтенант Н. И. Пилипенко. Лишь после войны удалось установить их дальнейшую судьбу. Почти четыре года они томились в концентрационных лагерях, где, несмотря на все пытки, проявили твердость духа.

Выслушав рассказ о доблести подводников Лиепаи, я спросил Евгения Антипова о судьбе экипажа его лодки. Вздохнув, он сообщил:

- Подводная лодка "М-83" под командованием старшего лейтенанта Шалаева несла дозорную службу за подходах к Лиепае и, получив приказ, 26 июня 1941 года возвратилась в базу. Противник к тому времени уже ворвался на окраины города. Выйти в море "малютка" не могла из-за интенсивного артиллерийского обстрела и непрекращающихся атак фашистской авиации. Командир принял решение - вступить в неравный бой.

Едва фашисты приблизились к подводной лодке, стоявшей у пирса, как лодочный артрасчет открыл по ним огонь. Комендоры расстреляли весь боезапас. Но бой продолжался. Подводники доставляли снаряды и гранаты с базового арсенала. На причале слышались возгласы: "Полундра!"

Огонь не прекращался ни на минуту. Интенсивность стрельбы была настолько высокой, что ствол пушки накалился и моряки охлаждали его мокрыми тельняшками. Вскоре запас снарядов иссяк. Прогремел последний выстрел. В ходе боя подводная лодка получила тяжелые повреждения, лишилась хода и возможности погружаться. Командир приказал всем сойти на берег и продолжать борьбу на суше.

Лейтенант Евгений Антипов, будучи раненным в живот, потерял сознание и длительное время пролежал в кювете у проселочной дороги. Когда очнулся, увидей перед собой человека в красноармейской форме, с раскосыми глазами и скуластым лицом. Это был казах-артиллерист, отставший от своей части, но сохранивший орудие и лошадей. Он перебинтовал раненого Антипова, уложил его на зарядный ящик и отправился на поиски своей части. Лесами и перелесками подводник и артиллерист добрались до города Валга - железнодорожного узла на границе Латвии и Эстонии. Там попутчики расстались. Антипова перевезли в медсанбат, прооперировали и отправили в Псков, в армейский госпиталь, где он пролежал недолго. Враг приближался к Пскову. Антипов последним поездом покинул город и выехал в Ленинград. Затем он продолжил службу в дивизионе "малюток" вместе со мной.

Мне кажется, никто так не сближается друг с другом, как малюточники. Их объединяет тот особый мир, та атмосфера взаимоотношений, которая характерна для подводников. Жизнь и служба в отсеках, общие радости и печали, сложности и опасности подводного плавания роднят людей, а если моряки еще прошли через все трудности боевых походов, то их потом не разъединишь. И потому закономерен интерес к судьбе друзей, разбросанных войной.

Уже после войны, занимаясь историей "малюток", я попытался узнать о судьбе тех, кто служил на них. Разослал письма во многие военкоматы, воинские части. Вскоре как родного брата встретил я инженера-механика подводной лодки "М-81" Бориса Васильевича Ракитина. И первым делом спросил про его собратьев-малюточников. Выслушав, Ракитии тяжело вздохнул:

- Утешительного ничего сообщить не могу. Известно лишь о тяжелом переходе из Риги в Таллин.

1 июля 1941 года группа подводных кораблей в составе "Лембит", "Калев", "С-9", "М-77", "М-79", "М-81", плавбаз "Иртыш" и "Смольный" в связи с перебазированием совершала переход из Риги в Таллин в сопровождении четырех катеров МО. У банки Лайне немецкая подводная лодка произвела торпедную атаку. Раздался сильный взрыв, и над поверхностью моря поднялся столб воды. Командир лодки "М-81" капитан-лейтенант Ф. А. Зубков, инженер-механик инженер старший лейтенант Б. В. Ракитин и старшина 1-й статьи Петр Семов оказались в воде. Взрывной волной их сбросило с мостика. Через несколько минут после того, как корпус лодки скрылся в волнах, из глубины всплыл штурманский электрик старший краснофлотец Виктор Преображенский. В момент взрыва он нес вахту в четвертом отсеке. Взрывная волна разрушила переборочный люк, и его отбросило на палубу. Заглох дизель. Погас свет. В отсек под напором забортного давления стала поступать вода. Преображенский не потерял самообладания и открыл клапан подачи в отсек воздуха высокого давления. Образовалась воздушная подушка, преградившая дальнейшее затопление отсека.

Ракитин подробно рассказал о том, как действовал Преображенский. С трудом, время от времени погружаясь в воду, тот перебрался в центральный пост, добрался до рубочного люка, сравнял давление с забортным, открыл крышку и вместе с воздушным пузырем выбросился на поверхность моря. Силы постепенно оставляли моряка, казалось, что трагическая развязка близка. Но тут он услышал: "Виктор, держись!" К нему плыл старшина 1-й статьи Семов. Подводников подобрало проходившее мимо посыльное судно "Артиллерист".

Беседуя с Ракитиным, я спросил, как удалось спастись старшему краснофлотцу Преображенскому.

- Благодаря тому что он отлично знал свой корабль, быстро ориентировался в обстановке, правильно действовал и проявил находчивость,- ответил Ракитин.

После войны по-разному сложились судьбы членов экипажа "М-81". Б. В. Ракитин долгое время лечился, затем продолжил службу в Военно-Морском Флоте. В последние годы своей жизни капитан 1 ранга в отставке Ракитин жил в Ленинграде и активно участвовал в военно-патриотическом воспитании молодежи.

Интересна судьба В. С. Преображенского. После выздоровления он просился на подводную лодку, но по состоянию здоровья врачи не разрешили, и все же Преображенский воевал в морской пехоте, защищал Ленинград, а День Победы встретил в Праге. За время войны он имел пять ранений и был дважды контужен. За мужество и храбрость удостоен многих наград. Впоследствии Виктор Сергеевич стал политработником, заместителем командира полка по политчасти. После увольнения в запас он долгое время руководил одним из заводов в Брянске.

Под стать своему другу был и Петр Семов. Он тоже воевал на сухопутном фронте. Газета "Красный Балтийский флот" писала о нем в конце 1941 года: "В боях с врагами Отечества краснофлотцы и командиры показали образцы отваги и бесстрашия. Искусным автоматчиком зарекомендовал себя командир взвода орденоносец П. С. Семов. Он успешно выполнил задание командования по блокированию важной для противника дороги. Умело замаскировавшись, Семов подпустил фашистов на 40-50 метров и короткими очередями истреблял их. Боевую позицию он покинул лишь тогда, когда его местопребывание обнаружил фашистский танк".

Мужественному и храброму воину было присвоено звание лейтенанта. Петр Семов не дожил до Дня Победы, пал смертью храбрых при защите Ленинграда.

Однако вернемся к рассказу о боевой деятельности подводной лодки "М-102". Каждый боевой поход обогащал экипаж опытом, учил действовать решительно, инициативно.

6 июля наша лодка в сопровождении двух торпедных катеров, которыми командовал капитан-лейтенант С. А. Осипов, впоследствии Герой Советского Союза, взяла курс из Рохукюлы в Таллин. Торпедные катера, приняв на борт глубинные бомбы, выполняли задачи кораблей охранения.

Войдя в Финский залив, мы приняли все меры предосторожности. Район отличался повышенной активностью противника. Об этом мы знали, и на подходах к проливу Шпитгам, между островом Осмуссар и эстонским берегом, командир объявил боевую тревогу, что было весьма своевременным. Южнее острова Осмуссар нашу "малютку" атаковала фашистская подводная лодка. Первым обнаружил следы торпед командир отделения рулевых-сигнальщиков старшина 1-й статьи Александр Капалин. Над ходовым мостиком прозвучал его четкий доклад:

- Две торпеды, левый борт 50 градусов, идут на подводную лодку.

Командир незамедлительно скомандовал:

- Лево на борт, полный вперед, курс ноль градусов. Передать на торпедные катера: след торпед с норда, слева от подводной лодки.

При уклонении от торпед дорога каждая секунда. Тут, как нигде, справедливы слова: промедление смерти подобно. Решающее значение при этом имеет наряду с другими элементами последовательность докладов. Мы учили сигнальщиков быстроте и полноте доклада: прежде всего сообщать - кого или что обнаружил, затем - где и характер действия обнаруженного объекта. Такой порядок информации помогал своевременному принятию решения, что особенно важно при ограниченном времени. Когда случалось, что рулевые сигнальщики нарушали этот порядок, мы разъясняли на фактах, к чему это может привести.

Старшина 1-й статьи Александр Капалин доложил так, как его учили, и этим он помог командиру уклониться от торпед. Тем временем торпедные катера, взревев мощными двигателями, дали самый полный ход и по следам торпед ринулись в атаку на вражескую лодку. Тактический расчет был прост: там, где на встречном курсе кончается след, и будет место подводной лодки. Выйдя в предполагаемую точку залпа противника, катера сбросили глубинные бомбы.

В тот момент, когда "М-102" уклонялась от торпед, мне удалось сообщить в радиорубку оповещение о случившемся. Командир отделения радистов старшина 2-й статьи Иван Рубченко незамедлительно передал его в эфир. Прошло немного времени, и в воздухе появилось звено краснозвездных МБР-2. Они летели прямо на нас, и это насторожило. Но вот с торпедного катера взвилась ракета, указывая направление на противника. Вскоре самолеты, выйдя в предполагаемое место вражеской подводной лодки, сбросили бомбы.

Помню, кое-кто из нас продолжал наблюдать за действиями катеров и самолетов, а командир предупредил!

- Не задерживайте внимание на том, что уже миновало. Смотрите вперед и умейте предвидеть ход событий.

Я запомнил эти слова командира и не забывал правила: руководить, командовать - это прежде всего уметь предвидеть. В данном случае это означало, что атака вражеской подводной лодки могла повториться и надо быть готовым предупредить ее. Мы приняли соответствующие меры и под прикрытием торпедных катеров и самолетов МБР-2 отошли ближе к берегу в направлении маяка Пакринем.

Вот таков был на первый взгляд ничем не примечательный поход. Мы не атаковывали противника, не топили его корабли, но, как отмечало командование, делали большое дело: прокладывали путь в море большим и средним подводным лодкам, собирали сведения, то есть были разведчиками. Я уж не говорю о трудностях плавания, полного лишений. Мы выполняли задание в течение долгих дней в тесных отсеках, где нельзя сделать лишнего движения, где нужно экономить все, вплоть до воздуха.

Когда "М-102" вошла на Таллинский рейд и ошвартовалась у стенки Каботажной гавани, мы узнали о том, что командир дивизиона "малюток" капитан 8 ранга Е. Г, Юнаков, следуя на тральщике из Палдиски к Моонзундеким островам, был тяжело ранен. Из воды его подняли обессилевшим. После ранения он к нам не вернулся. Дивизионом стал командовать капитан-лейтенант Н. К. Мохов, который до этого командовал дивизионом вновь строящихся подводных лодок.

Е. Г. Юнаков оставил о себе хорошую память у подводников. В ноябре 1941 года его, окрепнувшего от ран, назначили командиром дивизиона подводных лодок типа С. На этой должности он и провоевал до мая 1943 года. Но раны давали о себе знать. Здоровье стало ухудшаться, и вскоре врачи запретили ему служить на подводных лодках. Евгений Гаврилович с сожалением покинул боевые корабли, но связи с подводным флотом не прерывал.

С первых дней войны малюточники стремились к активным действиям. Их боевой порыв был настолько велик, что командирам приходилось сдерживать его. Наши моряки, воспитанные на примерах истории, в духе верности боевым традициям, предпочитали активный поиск противника в море. Об этом свидетельствуют боевые действия "малюток" на подходах к Моонзундским островам.

Моонзундский архипелаг в силу своего географического положения не раз становился ареной ожесточенных сражений. Занимая ключевое положение у входов в Финский и Рижский заливы, он оказывал существенное влияние на всю деятельность Балтийского флота, особенно на дальних подступах к Ленинграду.

Одним из пунктов маневренного базирования подводных лодок в 1941 году стал рейд Триги на острове Сарема (Эзель). Это была удобная бухта на северном берегу, защищенная со стороны моря от ветра и волнения, с широким выходом на обширный Кассарский плес. Стоянка обеспечивала безопасность от нападения вражеских кораблей, действующих с моря. Однако большую угрозу представляли атаки немецкой авиации, которая в светлое время суток наносила бомбовые удары, а по ночам производила постановку мин. Здесь фашисты ставили донные неконтактные мины, сбрасывая их с самолетов на парашютах. Небольшие глубины возле Моонзундского архипелага создавали противнику благоприятные условия для использования этих мин.

Массированную минную постановку фашисты предприняли в ночь на 20 июля 1941 года, когда на рейде в числе других кораблей находилась и наша подводная лодка. Помню, всю ночь гудели моторы вражеских самолетов. Береговые прожектористы яркими лучами освещали их в ночном небе. Зенитчики вели артиллерийский и пулеметный огонь по обнаруженным целям.

После отражения воздушного налета в районе Кассарского плеса и ближайших бухт была объявлена минная опасность. С утра приступили к работе тральщики. В первую очередь они провели минную разведку, определили границы опасных районов, оградили их и после этого начали траление. Очистив фарватер, "пахари моря" указали нам безопасный путь для выхода на позиции.

"Малютки" систематически выходили в море, настойчиво искали противника, однако не всегда эти поиски завершались успешно. Люди переживали: они рвались в бой, но встретиться с противником не удавалось.

До войны центральный район северной части Балтийского моря отличался интенсивным судоходством. Через этот район проходили коммуникации, связывающие порты Балтийского моря с портами Ботнического, Финского и Рижского заливов. Особенно часто наблюдались транспорты в районе севернее шведского острова Готска-Санде, где находился один из основных узлов морских сообщений. Сюда с началом военных действий командование и направило "малютки", но противник прекратил плавание кораблей и судов в этом районе, переключился на прибрежные коммуникации Швеции, в территориальные воды которой советские подводные лодки, соблюдая нейтралитет, не заходили.

В Финском заливе, где переходы немецких транспортов да и больших боевых кораблей совершались, как правило, по шхерным фарватерам, недоступным для подводных лодок, создались условия, выгодные для противника и неблагоприятные для наших подводных лодок, особенно для "малюток", тактический радиус действия которых был ограничен. Воспользовавшись этим преимуществом, гитлеровцы выявили район боевых действий "малюток" в северной части Балтийского моря и направили туда свои подводные лодки. Внимание фашистов привлек западный пролив Моонзундского архипелага Соэла-Вяйн (Соэлозунд). Подводные лодки противника мы начали обнаруживать на подходах к острову Хиума (Даго) и особенно часто у банки Неупокоева.

Июль 1941 года, несмотря на неблагоприятные условия, сложившиеся для наших лодок, отмечен в истории войны мужеством советских подводников. В критических ситуациях они вели себя стойко, совершая беспримерные подвиги.

В конце июля в базу возвратилась группа моряков с подводной лодки "М-94", оказавшейся в трагическом положении. Мы наперебой расспрашивали их о случившемся, но люди говорили скупо, сдержанно. Инженер-механик В. С. Шиляев поведал мне более последовательно о действиях экипажа, но при этом умолчал о своей роли в том событии, и лишь товарищи дополнили его рассказ.

А дело было так. 21 июля рано утром подводные лодки "М-94" и "М-98" покинули рейд Триги и вышли в море на задание. В 7 часов 55 минут на подходах к маяку Ристна вражеская подводная лодка атаковала "М-94". Торпеда попала в цель и взорвалась в районе дизельного отсека. Лодка с нарастающим дифферентом на корму стала погружаться. В том районе оказалась малая глубина, и корма лодки уперлась в грунт. Взрывная волна сбросила с ходового мостика командира капитан-лейтенанта Н. В. Дьякова, штурмана старшего лейтенанта И. В. Шпаковского, старшину мотористов И. А. Лаптева и старшину 1-й статьи С. Ф. Компанейца. В воде все четверо оказались рядом. Старший лейтенант Шпаковский был ранен и плыл с трудом. Лаптев предложил ему помощь, но штурман отказался и крикнул: "Помогай командиру!" Дьяков, Компанеец и Лаптев доплыли до носа подводной лодки, а Шпаковский не рассчитал свои силы.

В район гибели "М-94" полным ходом шла "М-98", которой командовал капитан-лейтенант И. И. Беззубиков. Она спешила на выручку товарищей, но не заметила, что за ней тоже охотится вражеская лодка, перископ которой периодически появлялся над водой. Однако солнце ослепляло наблюдателей и они не обнаружили его. Когда "малютка" замедлила ход и стала опускать надувную резиновую шлюпку, командир "М-94" Дьяков заметил перископ вражеской лодки. Он тут же распорядился передать на "М-98" семафор о грозящей ей опасности. Старшина 1-й статьи Степан Компанеец снял с себя и Лаптева тельняшки, поднялся на носовую часть "М-94" и просемафорил: "Берегитесь! Вас атакует вражеская подводная лодка!" Все же гитлеровцы произвели торпедную атаку, но фактор внезапности был потерян. "М-98" вовремя обнаружила след торпеды и уклонилась. К носу тонущей "малютки" подошла шлюпка, которая приняла подводников, терпящих бедствие, и доставила их на борт "М-98".

Что же в то время происходило в отсеках "М-94"? Об этом несколько позже рассказал нам тот же В. С. Шиляев, вернувшийся с острова Хиума.

При взрыве торпеды люди в кормовых отсеках погибли, а в носовых и в центральном посту остались живы. В первые секунды после взрыва краснофлотец Г. М. Холоденко, будучи раненным в голову, с большим трудом сумел задраить рубочный люк, преградив тем самым проникновение в носовые отсеки забортной воды.

Все специалисты, находившиеся в носовых отсеках, были контужены. В лодке погас свет, через поврежденную кормовую переборку центрального поста поступала вода. Во втором отсеке на боевых постах оставались старшина рулевых-сигнальщиков Н. А. Трифонов и гидро-акустик П. С. Малышенко. Из первого отсека до них доносился шум, а затем - перестук по таблице переговоров. Через две-три минуты последовали сигналы и из центрального поста. Краснофлотцы и старшины не прекращали борьбы за живучесть лодки. Вскоре в отсеках удалось включить аварийное освещение. Это приободрило людей.

Всеми действиями личного состава на лодке руководил инженер-механик Виктор Семенович Шиляев (по скромности он умолчал о себе, но очевидцы подтверждают это в один голос). По его приказанию подводники сосредоточились в центральном посту. Их было восемь человек: Шиляев, Трифонов, Малышенко, Митрофанов, Голиков, Линьков, Холоденко и Шипунов.

Дифферент на корму уменьшался, лодка медленно погружалась на грунт. Электролит вытекал из аккумуляторных баков и смешивался с морской водой, постепенно проникая в трюм. В центральном посту чувствовался едкий запах хлора. Не хватало кислорода, становилось все {труднее дышать.

Шиляев, оценив обстановку, приказал: "Приготовиться к шлюзованию!" Восемь подводников с большим трудом разместились в боевой рубке, где в обычных условиях и двум человекам не разойтись. Закрыли нижний рубочный люк, открыли забортный клапан затопления. Надели маски, сравняли давление с забортным и по команде инженера-механика начали по очереди выходить на поверхность моря. Последним покинул лодку инженер-капитан-лейтенант Виктор Семенович Шиляев.

Надо же так случиться: в ту же минуту носовая часть лодки скрылась под водой.

Моряки поплыли к видневшемуся вдали берегу. А навстречу уже спешили на баркасе морские пехотинцы, занимавшие оборону на берегу. Они подняли подводников из воды и доставили их на остров, где врачи оказали им первую помощь. После лечения в госпитале специальная медицинская комиссия решила не возвращать переживших нервное потрясение, травмированных моряков на подводные лодки, хотя все они выражали желание продолжать службу на "малютках".

Как бы обобщая сказанное, инженер-механик В. С. Шиляев сказал:

- Мы бы, конечно, погибли, если бы у нас заранее не была отработана система выхода личного состава из затонувшей лодки. Действовали мы без какой-либо суеты, руководствовались неписаным законом: сам погибай, а товарища выручай.

Подводники - горячие патриоты своих кораблей. Тот, кто служил на подводных лодках типа М, приобщился к братству малюточников, на всю жизнь сохранил привязанность к службе на этих кораблях.

Вот и люди с "М-94". Они упрашивали медиков вернуть их на "малютки". После повторного медицинского освидетельствования трем подводникам, оказавшимся выносливее других, все же удалось добиться своего.

Калитан-лейтенанта Н. В. Дьякова назначили временно исполняющим обязанности командира подводной лодки "С-9". Инженер-капитан-лейтенанта В. С. Шиляева перевели на Северный флот и назначили дивизионным инженером-механиком "малюток". Третьим был старшина 1-й статьи С. Ф. Компанеец, влившийся в экипаж одной из балтийских "малюток".

Поведение личного состава подводной лодки "М-94" - образец стойкости и мужества. В сложной ситуации подводники вели себя как герои. Сожалею, что об этом экипаже мало сказано в нашей печати.

Неудачи первых месяцев войны вызывали у подводников не упаднические настроения, а решимость драться до победного конца. Каждый раз, когда я обходил отсеки подводной лодки, краснофлотцы смотрели на меня с надеждой, ожидая приказа о новом задании. Подводники рвались в бой, но интересы дела порой требовали от нас будничной работы.

Помню, из района боевых действий были отозваны в Ленинград подводные лодки "М-90" и "М-96" для того, чтобы перебазировать их по железной дороге на Каспийское море, где им предстояло готовить новые подводные экипажи. Это сильно опечалило наших моряков.

- Нам хочется воевать,- говорили они.

Мы, командиры, старались объяснить необходимость перевода лодок государственными интересами.

Командирам часто приходилось выступать в качестве агитаторов и пропагандистов. У краснофлотцев и старшин возникало немало вопросов, связанных с положением на фронтах. И мы убедились, что доходчивое слово действовало на моряков вдохновляюще.

"М-90" и "М-96" в кратчайшие сроки были подготовлены к отправке на Каспий, но тут обстановка круто изменилась. 8 сентября 1941 года враг предпринял блокаду Ленинграда. Приказ о перебазировании подводных лодок был отменен. И снова нам, командирам и политработникам, пришлось разъяснять подчиненным создавшуюся обстановку.

Начальный период войны, первые боевые походы научили нас многому. Мы стали более настойчиво добывать данные о противнике, более глубоко их анализировать, находить его слабые стороны, принимать оптимальные решения. Я часто вспоминал слова командира подводной лодки капитан-лейтенанта П. В. Гладилина, который говорил: "Наблюдай за противником, анализируй его действия и вырабатывай свою методу".

23 июля наша "М-102" вместе с тральщиком "Мороз" совершала переход из Ленинграда в Таллин. В районе губы Кунда мы обнаружили бомбардировщик Ю-88. Он летел на большой высоте точно по курсу, которым следовали мы. На кораблях объявили боевую тревогу. Этот район плавания был небезопасный от мин, выставляемых противником, и командир принял решение уклониться от фашистского самолета способом маневрирования в надводном положении с использованием артиллерийского и пулеметного огня.

Мы ожидали с минуты на минуту пикирования "юнкерса" на нашу лодку, но тот летел, не изменяя курса, постепенно снижаясь над морем. "М-102" и тральщик "Мороз" продолжали идти на запад. Все находившиеся на ходовом мостике внимательно наблюдали за действиями противника.

Вскоре сигнальщик старший краснофлотец Н. И. Сухарев доложил:

- Самолет сбросил бомбу!

Мы тут же заметили падающий черный предмет, который все время переворачивался в воздухе. Вслед за первым предметом от самолета отделился второй, затем третий и четвертый. Командир лодки тут же воскликнул: "Мины" - и приказал определить координаты их падения. Когда пришли в базу, П. В. Гладилин подробно доложил свои наблюдения командованию. Все это помогло тральщикам в разминировании района.

1 августа наша лодка в охранении эсминца "Статный", четырех торпедных катеров и трех самолетов МБР-2 вышла из Таллина на рейд Триги (остров Сарема) для последующего выхода в Балтийское море. Мы обратили внимание на усиленное корабельное и воздушное охранение. Фашисты непрерывно повышали активность своей авиации на море, стали чаще атаковывать наши корабли с воздуха, и поэтому меры командования флота по усилению охранения были своевременными.

Поход не обошелся без атаки вражеской авиации. На восточных подходах к проливу Шпитгам отряд советских кораблей атаковала шестерка Ю-88. В это время на море был полный штиль. Светило солнце, и на его фоне вражеские самолеты просматривались с трудом. Между тем противник атаковал нас со стороны солнца. В воздущном бою тихоходные МБР-2 соперничать с противником не могли, и командир авиагруппы принял решение посадить их на воду вблизи кораблей. Вражеские самолеты сбросили двенадцать бомб, все они упали в море, не причинив вреда нашим кораблям и самолетам.

До середины августа наша лодка выполняла задачи разведки в районе Моонзундского архипелага. Собрав необходимые данные, мы в конце августа возвратились в Таллин и встали в Каботажной гавани, получив задание подготовиться к очередному походу.

К этому времени тяжелое сражение развернулось под Таллином. Бойцы 10-го стрелкового корпуса 8-й армии, отряды военных моряков и эстонских рабочих, поддержанные авиацией, корабельной и береговой артиллерией флота, вели упорные оборонительные бои.