В начале января 1942 года в дивизион "малюток" прибыл новый командир - капитан 3 ранга Петр Антонович Сидоренко. Капитан-лейтенант Н. К. Мохов, мечтавший о службе на средней подводной лодке, добился своего - стал командиром "Щ-317".
П. А. Сидоренко до этого командовал подводными лодками "М-90" и Краснознаменной "Щ-311". Он прошел хорошую школу подводного плавания, и мы его знали как волевого и опытного командира, требовательного к себе и подчиненным, заботливого по отношению к ним. Обращала внимание высокая морская культура, порядочность и организованность комдива. С первых дней он придерживался принципа: каждый должен отвечать за порученное дело и четко исполнять свои обязанности. Петр Антонович, много работая с командирами лодок, требовал от них, чтобы они занимались с командирами боевых частей, а те в свою очередь - со старшинами.
Они плавали на 'малютках'. Слева направо: П. А. Сидоренко, Н. В. Дьяков,
Мне довелось продолжительное время служить с П. А. Сидоренко, и его стремление доводить начатое дело до конца, чаще общаться с подчиненными, вникать в их нужды нам было по душе. Особенно я ценил в нем то, что он доверял людям.
При первой же встрече Петр Антонович подробно расспросил меня о положении в дивизионе (в это время я по совместительству выполнял обязанности флагманского штурмана дивизиона), о настроении людей, о проблемах, которые волнуют экипажи, а потом перевел разговор на личные темы, поинтересовался моим семейным положением. Я рассказал о своей семье, о том, что беспокоюсь, как они живут в эвакуации. Комдив внимательно выслушал меня и покачал головой.
- Сейчас всем трудно. Но невзгоды, вызванные войной, необходимо переносить стойко, не замыкаться в свои личные переживания. Тем более что наши семьи в безопасном месте.
П. А. Сидоренко показывал пример доброжелательного, внимательного отношения к людям, целиком отдавался служебным делам, много времени уделял тактической подготовке командиров подводных лодок.
Он находил время поговорить с каждым, каждому дать совет, вселить надежду.
Помню, он поручил мне обойти подводные лодки и проверить состояние дел, ход ремонта, порядок на кораблях. Несколько дней я трудился на лодках и в добром расположении духа зашел к нему, чтобы доложить о результатах. Комдив дал возможность подробно высказать наблюдения. Мне показалось, что он доволен докладом. Но это было не так. Нахмурившись, капитан 3 ранга сказал:
- Вы недостаточно уделили внимания воспитательной работе с людьми. Какие настроения в экипаже, чем озабочены моряки, кто везет большую поклажу, а кто - меньшую, на кого можно положиться сполна, а за кем требуется присмотр - вот что я хотел услышать в вашем докладе.
Откинувшись на спинку стула, комдив продолжал:
- За прошедшие месяцы войны я сделал заключение: действия подводников, их успехи или неудачи зависят прежде всего от боевой выучки и нравственных качеств.
Всякий раз, бывая на докладах у комдива, я ожидал от него какого-либо вопроса, предложения, совета. И действительно, он высказывал ту или иную ценную мысль, не уставал подчеркивать, что зимний период следует полнее использовать для специальной и тактической подготовки личного состава.
- В Финском заливе,- спрашивал он,- какая главная опасность для подводных лодок?- И сам же отвечал:- Минная! Глубины здесь небольшие, благоприятные для постановки мин различных конструкций образцов. К тому же малые глубины создают условия для
активных действий против нас вражеских корабельных и авиационных противолодочных сил.
Комдив ознакомил меня со своей рабочей тетрадью. В ней были схемы минных полей, расположенные в несколько ярусов. Мины изображались кружочками, минрепы - линиями. Он постоянно пополнял эти схемы новыми данными.
В каюте П. А. Сидоренко я часто встречал комиссара Сергея Яковлевича Каткова. Образ этого человека и теперь стоит перед глазами - среднего роста, плотного телосложения, с узловатыми руками, познавшими труд о детских лет. Чуть прищуренные глаза как бы прощупывали собеседника и спрашивали! "Ну как, не подкачаешь в трудный момент?"
Между командиром и военкомом сложились деловые, товарищеские отношения. Все это создавало благоприятную обстановку в дивизионе.
Во время обсуждения важных вопросов комиссар обычно сидел молча, предоставляя возможность поначалу высказаться командиру, другим компетентным специалистам, и лишь потом включался в беседу, рассматривая вопрос в строгой последовательности, подмечая существенные детали. Часто командиры говорили между собой: "А ведь правду сказал комиссар".
Как-то я принес на утверждение план тренировок личного состава. Военком, ознакомившись с планом, произнес на первый взгляд малозначащую фразу:
- Это хорошее дело. Без тренировок нашему брату, подводнику, не обойтись.
Пока комдив просматривал план, комиссар спросил меня:
- Ну и что лежит в основе тренировок, какие вопросы думаете отрабатывать?
Я ответил:
- Первоначально проверим индивидуальную подготовку, а затем будем отрабатывать боевую слаженность личного состава на боевых постах и командных пунктах.
Комиссар утвердительно кивнул, а когда комдив в принципе одобрил план, он взял его еще раз в руки и заметил:
- В принципе план-то годится, только вот маловато в нем вводных по борьбе за живучесть. А без навыков в этом нам никак нельзя. Судите сами: противник систематически обстреливает стоянки наших лодок. Случись попадание - сумеют ли подводники обеспечить живучесть своих кораблей?
Командир дивизиона, повторно перелистав план, категорическим тоном сказал:
- Непременно включить больше вводных по борьбе за живучесть. Правильно подметил комиссар!
В течение месяца на подводных лодках отрабатывались приемы борьбы за живучесть. Понятно, что мы старались избегать условностей.
Враг подверг корабли флота, в том числе и наши "малютки", массированному артиллерийскому обстрелу. И хотя меры по обеспечению безопасности кораблей были приняты, мы все же имели неприятности.
Один из снарядов угодил в подводную лодку "М-77", пробил прочный корпус с левого борта, носовую палубную цистерну, разворотил ограждение боевой рубки. Масштабы разрушений не напугали экипаж. Личный состав, прошедший тренировки по борьбе за живучесть, самоотверженно включился в борьбу с повреждениями, с наименьшей затратой времени заделал пробоину, и подводная лодка осталась на плаву. Словом, ежедневные тренировки по обеспечению живучести были своевременны.
В феврале гитлеровцы произвели артиллерийский обстрел стоянки "малюток" у Тучковой набережной. Снаряды начали рваться вокруг плавбазы "Аэгна" и подводных лодок. В дивизионе объявили боевую тревогу. Под огнем вражеской артиллерии моряки стали на боевые посты и командные пункты. Экипажи лодок, стоявших возле завода, сосредоточились в кубриках плавбазы. Командир "Аэгны" капитан 3 ранга ш предвидя опасность, приказал: экипажам лодок, за исключением лиц, расписанных по аварийной тревоге, немедленно покинуть плавбазу и укрыться за толстыми стенами Пушкинского дома. Приказ был отдан своевременно: едва по трапу на набережную сбежал замыкающий краснофлотец, как у контрольно-пропускного поста разорвался снаряд. Множество осколков поразили правый борт, надстройки плавбазы, проникли в корабельные помещения.
Тем временем ремонтные работы продолжались с завидным энтузиазмом. Задолго до начала кампании 1942 года все подводные лодки были отремонтированы.
Командование бригады высоко оценило труд личного состава по ремонту кораблей в суровую блокадную зиму. За самоотверженную работу многие были награждены грамотами народного комиссара ВМФ и знаком "Отличник ВМФ", а инженеру-механику подводной лодки "М-96" А. В. Новакову, особенно отличившемуся при выполнении этой боевой задачи, комбриг капитан 1 ранга А. М. Стеценко от имени Президиума Верховного Совета СССР вручил орден Красной Звезды.
Отличились на ремонте старшины и краснофлотцы нашего дивизиона В. Г. Клюкин, С. П. Леонов, М. Н. Глазунов, Н. С. Торопов, В. С. Гордиенко, Е. Г. Кураптеев, А. М. Рыбаков и многие другие.
За обеспечение судоремонта в блокадную зиму 1941/42 года автор этих строк тоже был награжден грамотой народного комиссара ВМФ. Грамоту все эти годы я бережно хранил. Теперь она находится в Центральном военно-морском музее в Ленинграде.
В апреле 1942 года к нам приехали гости - посланцы Кировской области. Готовясь к их встрече, комиссар, кажется, предусмотрел все: и как принять, и чем занять гостей, и что им показать. Он организовал встречу личного состава с делегацией в одном из залов Пушкинского дома. Его теплое вступительное слово расположило подводников и гостей к откровенной беседе. Кировчане рассказали нам о целях своей поездки, о том, как трудятся их земляки, отдавая все силы для помощи фронту, как они заботятся об эвакуированных ленинградцах.
- Сейчас в тылу трудно найти семью,- рассказывал руководитель делегации,- в которой кто-либо не был бы в действующей армии или на флоте. Поистине фронт и тыл стали едины во всех отношениях.
С большим интересом слушали наши гости рассказы подводников. Они не переставали восхищаться стойкостью защитников города, воинов армии и флота.
Гости пробыли в дивизионе три дня. Они посетили подводные лодки. Там, в отсеках, завязывались задушевные беседы. На память участники встречи сфотографировались. В суете дел мне не удалось в то время получить фотографию. Долгие годы притупили память, и, к сожалению, имена посетивших нас кировчан оказались забыты.
И вот передо мной альбом, изданный к 25-й годовщине Победы советского народа в Великой Отечественной войне,- "О подвиге твоем, Ленинград". Открываю его и вижу хорошо знакомую фотографию с подписью: "Трудящиеся Кировской области в гостях у подводников КБФ, 1942 г.". Узнаю знакомые лица - П. А. Сидоренко и С. Я. Каткова, старшин и краснофлотцев: Н. И. Калугина, Н. В. Шубенина и И. А. Девушкина. А вот кто был из гостей - не указано.
Трудности блокадной зимы остались позади. Обстановка в городе постепенно улучшалась. Подводники развернули подготовку к выходам в море. С учетом новых задач командование сначала сократило занятия по сухопутной обороне с пяти до двух дней в неделю, а затем отменило их вообще. Люди и корабли готовились к боевым действиям в море.