На подводной лодке "Л-21"

5 марта 1945 года "Л-21" вышла в свой очередной боевой поход. Мне же на этой подводной лодке пришлось идти впервые.

В общих чертах я уже знал лодку, ее боевой путь; ее устройство. И все же "Л-21" была для меня во многом "вещью в себе". Я сошелся с людьми, но не так близко,, как это положено старпому. Не даром говорят: чтобы знать человека, надо вместе съесть пуд соли.

Минный заградитель "Л-21" (четвертая модификация серии "Ленинец") строился в блокадном Ленинграде. Его экипаж, пока корабль достраивался, участвовал в боях на лужском оборонительном рубеже. Потом, когда фронт стабилизировался, подводники вернулись на свой корабль. Он начал участвовать в боевых походах с 1944 года, когда бригада подводных лодок из восточной части Финского залива перебазировалась в порты Финляндии.

После службы на "малютках" минный заградитель поражал мое воображение. Его автономность составляла 45 суток, экипаж - 54 человека. Лодка погружалась на глубину до 100 метров и была вооружена шестью носовыми и двумя кормовыми торпедными аппаратами, двумя кормовыми минными трубами, одним 100-мм и одним 45-мм орудиями, имела на борту 18 торпед, 20 мин и большое количество снарядов.

В походе на борту подводной лодки находились командир дивизиона капитан 1 ранга А. Е. Орел и инженер-механик дивизиона инженер-капитан 2 ранга В. Е. Корж. Мне довелось в походе ближе узнать Александра Евстафьевича, человека доступного и общительного. В первый же день, едва завидев меня, он запросто спросил:

- Ну как, осваиваешься? Давай-ка не теряй времени: сейчас не доучишься - в бою придется расплачиваться!

Або-Аландские шхеры были покрыты льдом, и до выхода на чистую воду нам прокладывал путь финский ледокол "Сису". В кильватер подводной лодке шел сопровождавший нас базовый тральщик "БТЩ-215", которым командовал мой хороший знакомый капитан-лейтенант С. И. Иванов. Мы шли по фарватеру, пробитому в сплошном, простирающемся до горизонта, ледяном поле. Был солнечный день. Несмотря на то что начался март, мороз превышал десять градусов и на встречном ветру пощипывал щеки.

На льду в различных удалениях от фарватера финские рыбаки вели подледный лов рыбы. У прорубей были сооружены вороты, которые вращались лошадьми. Так выбирались сети.

Яркое солнце и белизна снега, покрывающего ледяные поля, затрудняли наблюдение. Все, кто находился на мостике, надели светозащитные очки. Вокруг все было тихо - словно не было войны. В шхерах мы себя чувствовали защищенными от атак надводных кораблей и подводных лодок противника. Атак можно было ждать только от вражеской авиации, но немецкие аэродромы были далеко - на Курляндском полуострове, так что их атаки с воздуха были маловероятны.

К вечеру корабли вышли из шхер на чистую ото льда воду в районе маяка Ньюхамн. Ледокол повернул на обратный курс и, дав три прощальных гудка, вскоре скрылся за шхерными островами. Базовый тральщик тоже передал семафором: "Желаем счастливого плавания".

Командир подводной лодки подал команду:

- По местам стоять, к погружению!

Я занял свое место в центральном посту под входным люком и отрепетовал команду. Через несколько минут "Л-21" погрузилась на безопасную глубину, произвела поддифферентовку и начала движение в южном направлении. Мы шли на позицию, которую недавно занимала "С-13", потопившая лайнер "Вильгельм Густлов" и транспорт "Генерал Штойбен", надеясь, что и нам фортуна улыбнется.

Очень важно было занять позицию скрытно, и для этого принимались все меры вплоть до затопления мусора. Ничего демаскирующего подводную лодку не должно было оставаться на поверхности моря.

Море штормило, но особенно оно разбушевалось в ночь на 8 марта. Мы вспомнили своих женщин и продолжали вахту. В надводном положении можно было идти только малым ходом. Подводная лодка то накрывалась встречной волной, грозящей смыть всех с ходового мостика, то, поднявшись на гребень волны, медленно опускалась в морскую пучину. Дифферент достигал критической отметки. Шторм изматывал людей. Появились укачавшиеся. Более выносливые работали за себя и за товарищей. Все ждали рассвета, когда лодка погрузится на глубину: там качка прекращалась или была сносной.

Шторм не прошел бесследно. Командир БЧ-5 Н. С. Долгополов доложил, что дифферент на нос при последнем погружении произошел из-за поломки привода кормовых горизонтальных рулей. Что делать - ввести в строй кормовые горизонтальные рули или возвращаться в базу?

Капитан 2 ранга С. С. Могилевский задумался.

- Нет, о возвращении надо забыть. Дивмех, надежда на вас и ваших специалистов,- сказал он, обращаясь к инженер-капитану 2 ранга В. Е. Коржу.

Комдив А. Е. Орел одобрил решение командира лодки и добавил:

- Ложитесь на грунт и приступайте к ремонту.

Такое решение озадачило молодого инженера-механика Долгополова, и он, вопросительно посмотрев на дивизионного инженера-механика, неуверенно спросил:

- А где взять для кормовых горизонтальных рулей нужную для замены гайку-втулку?

Виктор Емельянович Корж посоветовал:

- Придется поступиться носовыми горизонтальными рулями, закрепить их в нулевом положении, снять с них часть привода вместе с гайкой-втулкой и установить на кормовые горизонтальные рули. Будем управлять лодкой в подводном положении одними кормовыми горизонтальными рулями.

Предстояла весьма сложная работа.

Нечеловеческими усилиями задание было выполнено. Моряки сделали почти невозможное. Самую трудную работу выполнили братья-близнецы Александр и Павел Григорьевы, Л. И. Заборовский, А. С. Пономаренко, И. Г. Линников, И. И. Терентьев, Н. А. Пятовский и Н. М. Градский. Их возглавил командир группы движения инженер-лейтенант Т. П. Ефимов.

Мое внимание привлекли старшина группы мотористов А. И. Григорьев и его брат, командир отделения мотористов П. И. Григорьев. Они были так похожи друг на друга, что их путали даже самые близкие друзья. Братья шли по жизни в ногу - вместе проходили военную службу и воевали рядом, бок о бок, крепко дружили. Их взаимоотношения были примером для других.

Чтобы устранить поломку, потребовалось менее двух суток. Всем отличившимся комдив объявил благодарность. Героям дня был посвящен боевой листок, который вывесили в четвертом отсеке, где размещалась значительная часть экипажа.

"Л-21" заняла назначенный район боевых действий. В первую же ночь мы получили радиограмму с приказанием командира бригады контр-адмирала С. Б. Верховского: вести поиск противника и в смежном районе до маяка Штольпе (Чолпино). Крейсерство подводной лодки в обширном районе увеличивало вероятность встреч с противником и в то же время давало нам преимущества в маневре при уклонении от противолодочных сил.

Комдив А. Е. Орел, переговорив с командиром подводной лодки, объявил решение офицерам:

- Наш план таков: произведем разведку района Данцигского залива на подходах к немецкой военно-морской базе Хел, поставим мины и приступим к крейсерству вдоль побережья, занятого фашистскими войсками. Быть готовыми к выполнению дневных и ночных торпедных атак.- И, обернувшись к командиру, добавил:- Доведите боевую задачу до личного состава. Краснофлотцы и старшины должны знать ее.

После непродолжительного затишья опять разыгрался шторм. Заряд аккумуляторных батарей производили на большой волне. Сила шторма была такова, что домкрат, удерживавший привод носовых горизонтальных рулей в нейтральном положении, согнуло в дугу. Пришлось снова приступить к ремонту.

Работа предстояла опасная - за бортом. Необходим был доброволец - смелый подводник, хороший специалист слесарного дела. Желающих оказалось много. Выбор пал на отличника боевой и политической подготовки трюмного машиниста Николая Градского. Я хорошо знал этого краснофлотца. Ему довелось участвовать в строительстве подводной лодки "Л-21", воевать на сухопутном фронте, защищая Ленинград в первые месяцы войны, затем достраивать лодку, а на заключительном этапе войны участвовать во всех трех ее боевых походах.

Нарушая хронологию событий, скажу, что уже после войны, когда я возглавлял кафедру в Высших специальных ордена Ленина офицерских классах, мне показали в лаборатории уникальный тренажер - управляемую модель подводной лодки первого послевоенного проекта, которая воспроизводила в бассейне все, что свойственно настоящей подводной лодке.

Тогда я спросил начальника лаборатории, чье это изобретение, и он ответил:

- Проект старшего преподавателя кафедры инженер-капитана 1 ранга Евгения Родионовича Сергеева, а изготовил тренажер своими руками старший инструктор мичман Николай Михайлович Градский.

Вот уже около двух десятков лет я работаю с Градским в совете ветеранов-подводников, и наша дружба, завязавшаяся в годы войны, продолжается.

Но вернемся к дням того памятного похода. С наступлением темноты лодка всплыла в надводное положение. На носовую надстройку вышли доброволец Н. М. Градский, одетый в легководолазный костюм, и подстраховывавший его краснофлотец А. И. Расторгуев. С ними были Долгополов и я. Признаюсь, меня охватила оторопь. Кругом непроглядная темень. Смотрел на Градского и удивлялся: оп действовал не спеша, хладнокровно и притом шутил:

- Сейчас спущусь к Нептуну...

Градский ушел под воду. На поверхности тускло замерцали блики от герметической электролампы, которую он держал в руках. Потянулись тревожные минуты ожидания. И вот задание выполнено. Градский поднялся на борт.

На следующий день шторм разыгрался с новой силой. Несколько раз от ударов свирепых волн выходило из строя сооруженное нашими специалистами крепление носовых горизонтальных рулей. Снова его ремонтировали. И вновь потребовалась помощь легкого водолаза. Эту нелегкую работу Градскому пришлось повторить. И опять она была выполнена в кратчайший срок.

А две минуты спустя вблизи подводной лодки раздались два взрыва. Мгновенно все, находившиеся наверху, спустились вниз. Произвели срочное погружение и ушли на глубину.

- Что это такое?- спросил дивмех у комдива.

- Бомбы с самолета. Шума от его моторов из-за ветра мы не слышали, а он нас выследил и атаковал,- ответил А. Е. Орел.

На этот раз привести носовые горизонтальные рули в нулевое положение не удалось: их заклинило. Возник вопрос: как же управлять лодкой в подводном положении, особенно при торпедных атаках и минной постановке? У нас создался значительный дифферент на нос, и поначалу удержать лодку на ровном киле мы не могли. Пришлось заняться специальной тренировкой рулевых-горизонтальщиков.

Первым превзошел нормативы специалист 1-го класса мичман Георгий Демидович Ашомок, боцман лодки. Это был человек богатырского сложения, добрый, внимательный к людям. Коммунисты подводной лодки избрали его своим вожаком - парторгом первичной партийной организации. Теперь, при применении оружия подводной лодкой из-под воды, ему предстояло стать решающей фигурой.

Дождавшись благоприятной погоды, 13 марта на входе в немецкую военно-морскую базу Хел мы поставили двадцать мин. Место постановки выбрали удачно, обеспечив при этом скрытность действий. Как нам стало известно при возвращении в базу, уже на второй день на наших минах подорвались и затонули два миноносца: "Т-3" и "Т-5", а еще через сутки - подводная лодка "U-367". Потеряв три военных корабля, гитлеровцы приступили к усиленному тралению района, но все мины вытралить им не удалось. Через месяц, 10 апреля, на мине подорвался новейший немецкий эсминец "G-43", который так и не вошел в строй до конца войны.

Так наш подводный заградитель, использовав минное оружие, добился значительных боевых результатов. Наш опыт еще раз подтвердил, что мины в войне на море - грозное оружие, особенно при достижении скрытности и внезапности.

После постановки мин "Л-21" вышла из Данцигского залива и взяла курс в открытое море. Нужно было пополнить энергозапасы, разведать обстановку и осмотреться. Сначала мы встречались только с противолодочными катерами. В светлое время суток уклонялись от них, погружаясь на большую глубину, а в темное время, как правило, отрывались, развивая большую скорость в надводном положении.

Ночью 18 марта я был вахтенным офицером. Как обычно, шли в надводном положении на противолодочном зигзаге, производя заряд аккумуляторных батарей, пополняя запасы воздуха высокого давления и вентилируя отсеки. Темнота окружала нас. Не было видно ни носа, ни кормы. Случайные искры из глушителей дизелей казались факелами в непроглядной ночи. Вахтенному инженеру-механику, находившемуся в центральном посту, было приказано прекратить искрение. Через две-три минуты искрения не стало и лодку снова окружила темнота.

Была установлена боевая готовность № 2, но подвахтенные не отдыхали - все находились вблизи своих боевых постов и командных пунктов. В каждую минуту мог раздаться сигнал боевой тревоги, и личный состав, понимая это, был к ней готов.

Уже глубокой ночью вахтенный сигнальщик старшина 2-й статьи А. Ф. Овчинников громко доложил:

- Вижу огонь, слева тридцать градусов!

Все, находившиеся на мостике, начали разглядывать район, где светился огонь. Я приказал наблюдателям старшему лейтенанту медицинской службы М. А. Воробьеву и старшине 1-й статьи Т. С. Бендерец контролировать правый борт и кормовые курсовые углы.

Действительно, низко над поверхностью моря мигал белый, едва заметный огонь. Затем появился второй, третий, четвертый... Они мерцали на волне тусклым светом, словно светлячки. Это были гакобортные или кильватерные огни. Стало ясно - мы встретились с конвоем, идущим в сторону Данцигского залива. Неожиданно из-за туч выплыла луна, и перед нами открылись силуэты кораблей. Конвой состоял из нескольких судов. С. С. Могилевский скомандовал:

- Торпедная атака надводная!

По отсекам прозвучала команда:

- Боевая тревога, торпедная атака, носовые и кормовые торпедные аппараты приготовить к выстрелу!

Сильная зыбь кренила подводную лодку с борта на борт. Временами противовес кренометра достигал предельных величин. Волны одна за другой накрывали носовую часть и стремительными потоками обтекали ограждение боевой рубки. Но и в этих условиях мы произвели одну за другой две торпедные атаки. Взрывов, к нашему огорчению, не последовало. Тогда дали полный ход и на циркуляции начали выходить в точку залпа из кормовых торпедных аппаратов. Нос лодки сильно зарывался, поэтому пришлось сбавить ход до малого. Старшина 1-й статьи Т. С. Бендерец, наблюдавший за обстановкой в кормовом секторе, доложил:

- По корме три подводные лодки следуют в надвод

ном положении на запад!

Пришлось произвести срочное погружение, с тем чтобы завершить торпедную атаку вражеского конвоя из подводного положения, используя данные гидроакустической станции. Когда "Л-21" завершила циркуляцию, конвой оказался на ее кормовых курсовых углах. Командир отделения гидроакустиков старшина 2-й статьи А. Н. Бузулуков доложил:

- Слабые шумы винтов кораблей слева сто шестьдесят градусов удаляются!

В ту ночь наша подводная лодка дважды занимала позицию для атаки, дважды в сторону врага уходили торпеды, но попаданий не было. Причиной промаха было слишком сильное волнение моря. Быть может, волна сбивала с курса торпеды после их выхода из торпедных аппаратов.

Вскоре справа по корме последовало несколько взрывов глубинных бомб. Очевидно, фашисты сбрасывали их с целью не допустить подхода советских подводных лодок к транспортам. Такое профилактическое бомбометание они применяли довольно часто.

22 марта с пункта управления подводными лодками, расположенного в городе Паланга, мы получили от капитана 2 ранга П. А. Сидоренко, бывшего командира дивизиона "малюток", а теперь начальника этого пункта, радиограмму о движении большого вражеского конвоя и приказ командира бригады: выйти наперехват и атаковать его. Штурман Алексей Прибавин произвел расчеты и доложил командиру:

- Если идти полным ходом, то встреча с конвоем произойдет в шесть часов тридцать минут 23 марта.

Легли на курс сближения и начали движение в расчетный район встречи. Около шести часов утра обнаружили первые транспорты и корабли охранения. Подходили к конвою с темной стороны горизонта.

В районе банки Штольпе конвой изменил курс и мы оказались между двумя кильватерными колоннами. Застопорили дизели, запустили главные электродвигатели. На ходовом мостике наступила тишина. В центре нашего внимания оказались корабли противника. Их не только видно - слышна работа их винтов. Целей много. Гидроакустик Бузулуков доложил пеленг и дистанцию до тех кораблей и судов, которые мы еще не видели. Опять последовала команда С. С. Могилевского:

- Торпедная атака надводная, старпом на ночной прицел. Боевая тревога! Приготовить носовые и кормовые торпедные аппараты к выстрелу!

Наблюдатель краснофлотец И. В. Юденков доложил:

- Слева пятьдесят градусов, дистанция пятнадцать кабельтовых - танкер, идет вправо.

Я обнаружил цель и навел на нее прицельную линейку ночного прицела. Дистанция начала быстро уменьшаться. Командир заметил танкер и отдал приказ:

- Носовые торпедные аппараты товсь!

Командир дивизиона А. Е. Орел следил за обстановкой и контролировал действия командира, но в его решения не вмешивался. Форштевень танкера показался в прорези прицела и приблизился к пеленга торной нити. К ночному прицелу подошел командир и тут же скомандовал:

- Пли!

Три последовательно выпущенные торпеды устремились к цели. И вот раздался оглушительный взрыв. Торпеда попала в носовую часть танкера. На море стало светло, как днем. За первым взрывом последовал второй - вторая торпеда угодила в корму судна. И опять огненная вспышка озарила обширный район моря. Горела нефть. Пламя начало распространяться по морской глади.

А у нас прозвучал сигнал срочного погружения. Оба главных электродвигателя работали на полный ход. Лодка уходила на глубину.

Я подошел к пульту управления гидроакустической станции "Дракон-129", взял вторую пару наушников. В них четко слышался треск металла - останки фашистского танкера погружались на дно.

Мы ждали ответной атаки вражеских противолодочных кораблей. Но на этот раз преследования не было. Возможно, противник посчитал, что танкер погиб на мине. Вскоре "Л-21" легла на грунт и приступила к перезарядке носовых торпедных аппаратов.

С наступлением рассвета всплыли под перископ. Обнаружили два тральщика, которые занимались тралением.

Мы возвращались в район северных подходов к Дапцигскому заливу. На переходе отметили тех подводников, кто отлично действовал во время торпедной атаки. Среди отличившихся был командир отделения гидроакустиков старшина 2-й статьи Бузулуков. Он имел отличный слух, виртуозно владел сложной гидроакустической техникой и слышал в море буквально все. Бузулуков фиксировал даже самый незначительный шум за бортом. Комдив и командир подводной лодки доверяли ему и никогда не сомневались в его докладах.

В те дни противник спешно производил эвакуацию своих войск из районов Кенигсберга, Пиллау, Данцига, Гдыни, Хела. Его перевозки в южной части Балтийского моря резко возросли. Для их обеспечения здесь сосредоточивались чуть ли не весь немецкий транспортный флот и значительное количество боевых кораблей. Словом, нам, подводникам, предстояло много дел.

К исходу 23 марта "Л-21" вышла на прибрежные коммуникации в районе Данцигского залива и начала поиск противника. Ночью обнаружили вражеский конвой. И на этот раз атаку произвели из надводного положения. Две торпеды попали в цель. Но вот что странно: противник нас снова не преследовал. Лишь на большом удалении он сбросил как бы для острастки несколько глубинных бомб. Под покровом ночи мы отошли на безопасное расстояние.

Способ уклонения от преследования противника определяет, как известно, командир. И успех уклонения во многом зависит от его решения. Должен заметить, что Сергей Сергеевич Могилевский довольно часто отрывался от противолодочных кораблей, не погружаясь при этом.

Но вот на подходах к маяку Хел, расположенному на оконечности одноименной косы, мы обнаружили самолет, летевший на бреющем полете. По всем признакам это был самолет противолодочный, производящий поиск. Он мог причинить нам большие неприятности, и командир решил укрыться от него на предельной глубине. Воздушный противник нас не обнаружил, и мы продолжали следовать намеченным курсом, все дальше проникая в Данцигский залив. После полудня 24 марта волнение моря и сила ветра заметно уменьшились. На лодке готовились к очередному приему пищи, но распорядок дня был нарушен. Вахтенный офицер Б. А. Ордынец приказал вахтенному центрального поста:

- Доложите командиру: вижу на горизонте дымы.

К перископу подошел С. С. Могилевский. Осмотрев поверхность моря, он попросил комдива взглянуть в перископ. Их внимание привлекли крупная паровая яхта и не менее крупный транспорт, которые шли в охранении эскадренных миноносцев и сторожевых кораблей. Сергей Сергеевич произнес:

- Да, охранение очень сильное, а паровая яхта по своим очертаниям напоминает штабной корабль.

Решение напрашивалось само собой - атаковать паровую яхту, а затем транспорт.

Объявили боевую тревогу, изготовили торпедные аппараты к выстрелу, лодка сближалась с конвоем. Управлял горизонтальными рулями боцман Г. Д. Ашомок. Он крепко-накрепко удерживал лодку с заклиненными носовыми рулями на ровном киле. Этому способствовала ювелирная дифферентовка, осуществленная нашими инженерами-механиками и старшиной группы трюмных машинистов мичманом С. Н. Огурцовым.

Легли на боевой курс и произвели залп. Четыре торпеды вышли из носовых торпедных аппаратов. Несмотря на принятые меры по удержанию перископной глубины, облегченный нос лодки начал стремительно всплывать. Нарастал дифферент на корму. Подводная лодка вышла из повиновения, не слушалась кормовых горизонтальных рулей. Ее носовая часть на несколько секунд показалась на поверхности моря, но этого оказалось достаточно, чтобы противник заметил нас. Скрытность атаки была нарушена.

Эскадренный миноносец круто развернулся и нацелился на лодку, намереваясь таранить ее. Судьбу поединка решали секунды, промедление было смерти подобно. Нужно было круто изменить дифферент с кормы на нос, заставить лодку погрузиться на безопасную глубину. Главные гребные электродвигатели работали на самых полных оборотах переднего хода. Мы приняли дополнительный водяной балласт в носовую дифферентную цистерну. Шли секунды, но они казались нам минутами. Выручила смекалка. Была отдана команда:

- Всем свободным в первый отсек!

Не занятые вахтой мгновенно переместились в носовой торпедный отсек. Так удалось переломить дифферент на нос и загнать подводную лодку на глубину.

Над нами прогрохотали винты фашистского эсминца, поблизости раздались разрывы глубинных бомб. Теперь надо было оторваться от преследования. И экипаж успешно справился с этим.

Через несколько минут мы всплыли под перископ, осмотрелись. Вдали была видна погружавшаяся в воду паровая яхта. Рядом с ней стоял эсминец типа "Зет" и принимал на свой борт людей. Два других эсминца охраняли обреченное судно.

С наступлением темноты мы всплыли в надводное положение, запустили дизели и начали отходить в открытое море. Шла винтзарядка, стучали компрессоры. Потоки прохладного, свежего морского воздуха врывались внутрь лодки. Корабельный кок старший краснофлотец Ф. А. Дмитриев включил электроплиту и приступил к приготовлению обеда.

Погода вновь стала портиться. Усиливался ветер, волны становились крутыми. Самописец барографа чертил крутую линию вниз. Быть шторму! С Атлантического океана надвигался очередной циклон. Так нередко бывает на Балтийском море.

На нашей лодке торпеды и мины были израсходованы, и дальнейшее ее пребывание в море стало малоэффективным. Мы ждали приказа возвратиться в базу. Но именно в это время произошла встреча с поисково-ударной группой кораблей противника. В составе группы была БДБ - быстроходная десантная баржа. Оценив обстановку, мы срочно погрузились. Немцы заметили нас и начали поиск. Противолодочные корабли время от времени имели с подводной лодкой гидроакустические контакты. Когда наш штурман соединил все точки обнаружения, то получилась геометрическая фигура в виде прямоугольника (конверта) с пересекающимися диагоналями.

Это была излюбленная тактика, с которой мне довелось познакомиться еще в 1942 году. Именно таким способом противник пытался преследовать "малюток". Его мы называли "коробочкой". Обо всем этом я рассказал командиру, подчеркнул суть этого способа - определить площадь нахождения подводной лодки, а потом бомбить по диагоналям, полагая, что тем самым достигается наибольшая вероятность поражения.

Нам предстояло выбраться из площади конверта-прямоугольника. На лодке установили режим максимальной тишины. Чуть слышно было лишь гудение моторов гирокомпаса. Гидроакустик Бузулуков внимательно следил за шумами.

Оторваться от "цепких рук" противолодочной группы кораблей было крайне трудно. Как только на лодке начинали работать насосы и гребные электродвигатели, разрывы глубинных бомб сразу же возобновлялись. Значит, следили за нами непрерывно. Командир попытался выйти из района преследования на зигзаге, но малая подводная скорость не обеспечивала эффективности маневрирования переменными курсами.

Пошли вторые сутки нашего пребывания под водой. С каждым часом обстановка в отсеках изменялась в худшую сторону. Становилось трудно дышать, запасы кислорода и патронов регенерации подходили к концу, до предела упала плотность аккумуляторных батарей.

К командиру подошел секретарь партийной организации Г. Д. Ашомок. Он спросил:

- Что будем делать? Что скажем личному составу? Люди у нас надежные, сделают все, товарищ командир.

- Не торопитесь, друг, вот посоветуюсь с комдивом, офицерами и приму решение,- ответил ему С. С. Могилевский.

Прошло некоторое время. Командир подошел к динамику внутрикорабельной связи и уверенным голосом сказал:

- Слушать в отсеках! Говорит командир! Товарищи, друзья! Враг непрерывно преследует нас. Кончаются вторые сутки нашего пребывания под водой. Запасы энергоресурсов подходят к концу. Мы вынуждены всплыть в надводное положение. Объявляю вам решение, одобренное командиром дивизиона: с наступлением темноты воздухом высокого давления аварийно продуть цистерны главного балласта, всплыть в надводное положение и, используя фактор внезапности, оторваться от вражеских кораблей.

Нас беспокоил один вопрос: как поведут себя холодные дизели и подшипники линий валов? Выдержат ли они максимальные обороты без предварительного прогрева?

Инженер-механик и мотористы посоветовались и единодушно ответили:

- Должны выдержать!

Ночью подводная лодка всплыла. Командир и я вышли на мостик, осмотрелись. Море было спокойное. Светила луна. Вдали, на освещенной лунной дорожке просматривалась группа вражеских кораблей, лежащих в дрейфе. Кругом стояла тишина. И эту тишину нарушил, как взрыв, выхлоп запущенных дизелей. Подводная лодка вздрогнула всем своим корпусом - оба дизеля набирали обороты до максимальных, обеспечивающих самый полный ход.

Некоторое время фашистские корабли еще стояли неподвижно. Очевидно, всплытие "Л-21" явилось неожиданным для них. Но вот грохот дизелей всполошил гитлеровцев. Они ринулись в погоню, ведя беспорядочный артиллерийско-пулеметный огонь, в воздухе начали разрываться одна за другой осветительные ракеты. Однако "Л-21" уходила все дальше на север. Вскоре она находилась вне досягаемости огневых и осветительных средств противника.

В дизельном отсеке повысилась температура, из-за стука клапанов стоял сплошной шум. Мотористы изъяснялись между собой только жестами. Отработавшие газы попадали в отсек. В сизой дымке тускло светили лампочки электрического освещения. Правым дизелем управлял старшина группы мотористов А. И. Григорьев, за пультом управления левым дизелем стоял командир отделения мотористов П. И. Григорьев, его брат.

Теперь успех "Л-21" зависел от мастерства мотористов, возглавляемых братьями-близнецами. Им помогали старшие мотористы И. А. Сидоров и А. Ф. Воробьев, мотористы В. А. Голубев и М. И. Нарышкин. В трюме на упорных подшипниках несли вахту краснофлотцы А. Е. Вус и Б. В. Сабо.

На вторые сутки после отрыва от вражеских кораблей мы подошли к опушке Або-Аландских шхер, где нас встретили корабли ОВРа. 29 марта "Л-21" возвратилась в Турку. На ее рубке появилась красная звезда с цифрой "шесть"¹.

¹ (Все вражеские корабли и транспорты, за исключением одного транспорта, были потоплены в последнем боевом походе.)

Это был мой тринадцатый боевой поход на балтийских подводных лодках. Поход счастливый.

За успешное выполнение задания весь личный состав подводной лодки был награжден орденами и медалями, а также медалью "За взятие Кенигсберга". Командир дивизиона капитан 1 ранга Александр Евстафьевич Орел и командир подводной лодки "Л-21" капитан 2 ранга Сергей Сергеевич Могилевский были удостоены ордена Ушакова I степени.

В числе награжденных орденом Красного Знамени были я и мой друг Николай Михайлович Градский.