Глава VII. Опять за книгой

Опять за книгой

Пуговицы на мундире сияют, как маленькие солнца. На ремне до блеска начищена пряжка. И брюки отглажены, как у лучшего портного.

Алеша поставил на место утюг. Оделся. Проходя мимо зеркала, как бы ненароком, остановился, взглянул. Оттуда на него смотрел высокий стройный юноша с темными волнистыми волосами и блестящими карими глазами. Ему очень шла морская форма, и довольная улыбка чуть раздвинула губы Алеши.

Алеша поправил портупею, надел бескозырку, наклонил ее немного набок, потом надвинул на лоб.

- Хорош, хорош, - говорит отец, понимающе и насмешливо глядя на сына.

- А и в самом деле хорош, - подхватывает с гордостью мать, любовно оглаживая на сыне мундир, стряхивая какие-то ей одной заметные пылинки.

Сейчас Алеша отправится в училище. Сегодня они все должны быть в сборе, завтра начинаются занятия.

И вот он уже молодцеватым шагом идет по прямым петербургским улицам туда, на Васильевский остров, в свою alma mater^*.

^* (Alma mater - в буквальном переводе с латинского "кормящая мать" - старинное студенческое название высшего учебного заведения, употребляемое то в ласкательном смысле, как о матери, вскормившей своих сыновей, то в шутливом, ироническом смысле.)

Еще издали, подходя к училищу, Алеша увидел отлитую в бронзе фигуру адмирала Ивана Федоровича Крузенштерна. Как капитан на палубе корабля, вернувшегося из кругосветного плавания, скрестив руки на груди, стоял Крузенштерн на вечной вахте и смотрел на свое детище. Он сам когда-то кончал Морской корпус и потом был его директором. Последователь славных традиций Платона Яковлевича Гамалеи, он многое сделал для корпуса, для процветания морской науки.

Это при нем были открыты Офицерские классы, преобразованные впоследствии в Морскую академию, где окончившие Морской корпус могли продолжать свое образование, создана обсерватория, музей с различными моделями кораблей, расширена библиотека, а в Столовом зале для морских учений был поставлен бриг.

Выдающийся моряк, первый русский мореплаватель вокруг света, Крузенштерн старался привлечь в корпус лучших педагогов. При нем преподавали академики Остроградский, Буняковский, Сомов, Савич. Иван Федорович сам писал замечательные труды по морскому делу и заботился о переиздании сочинений Гамалеи и других нужных мореплавателям книг.

После Крузенштерна во главе Морского корпуса стояли другие талантливые моряки. Среди них видное место занимал контр-адмирал Воин Андреевич Римский-Корсаков, старший брат композитора Николая Андреевича Римского-Корсакова. Высокообразованный человек, Воин Андреевич прославился своими исключительными способностями по воспитанию юношества.

Преемником Римского-Корсакова был контр-адмирал Алексей Павлович Епанчин.

После окончания корпуса Епанчин долгое время преподавал в корпусе математику и морские науки, был инспектором классов. И теперь, став начальником училища, он часто заходил на занятия по математике, навигации, астрономии, интересовался успехами воспитанников, иногда сам задавал вопросы или рассказывал случаи из морской жизни. Относился к воспитанникам строго, но без излишней придирчивости.

Воспитанники любили своего начальника. Они называли его "папашей".

В училище Крылов поднялся по широкой лестнице и подошел к столу дежурного офицера.

- Прибыл из отпуска воспитанник Крылов. Замечаний не имеется,- отрапортовал он и протянул свой увольнительный знак - небольшой листок картона с написанными на нем фамилией и ротой.

- Ступайте в роту, - сказал офицер.

Через картинную галерею, где на стенах висели портреты флотоводцев, гравюры кораблей, виды морских пейзажей, Алексей прошел в круглый компасный зал. В этом зале был замечательный, художественной работы паркет. Посреди зала из разных пород дерева выполнена большая картушка, в центре которой стояла цифра 1701 - год основания Навигацкой школы - и обозначены все румбы.

Ох уж эти румбы! Они многим воспитанникам запомнились на всю жизнь, но не только своей красотой. Сюда, на эти румбы, ставили провинившихся воспитанников. Каждый класс имел свой румб, наказанный знал, где его место. А инспектор училища, дверь кабинета которого выходила в этот зал, обычно имел тонкий слух. Он улавливал малейший шорох и, когда воспитанник появлялся в зале, тоже выходил со своей неизменной записной книжечкой.

- Рота? Фамилия? Вы, кажется, уже не впервые, сейчас проверим,- говорил он, листая книжечку. - Что сегодня натворили?

И тут же назначал столько-то раз без увольнения или столько-то суток карцера.

Алеше не приходилось задерживаться на румбах.

Уже почти у выхода из зала Крылов увидел Алексея Павловича Епанчина. Начальник шел навстречу.

Посторонившись, Алексей остановился, отдал честь.

- Здравия желаю, ваше высокопревосходительство!

- Здравствуйте, Крылов. Как отдохнули?

- Отлично, ваше высокопревосходительство.

- Тогда и заниматься можно отлично.

- Рад стараться.

Контр-адмирал направился в кабинет инспектора. Крылов пошел дальше, по коридору, в свою роту.

Здесь уже многие были в сборе. Вот во всем умеренный, спокойный Миша Глотов, строгий и вдумчивый Володя Менделеев, аккуратный, подтянутый Костя Шведе, хвастун и забияка Лев Володин - впрочем, хороший товарищ.

- Эзоп появился! Его эзоповское высочество! - раздались голоса.

Алешу в училище звали "Эзоп" по имени полулегендарного баснописца древности - наверное, потому, что он был однофамильцем великого русского баснописца Ивана Андреевича Крылова.

- Ну, расскажи, как провел лето? Сколько застрелил куропаток и зайцев? - посыпались вопросы.

Алеша едва успевал отвечать.

Но вот всеобщим вниманием завладел Лев Володин. Уж он-то расскажет! И как ходил на охоту и застрелил медведя, и как ловил щук весом в полпуда и заплывал в озере на три версты от берега. Все вокруг смеются и называют Володина бароном Мюнхаузеном. Но Лев не смущается! Он клянется, что все было именно так, и даже готов в критический момент кулаками подкрепить неоспоримость своих слов.

В этот день долго не смолкали разговоры. Они продолжались и в спальне, пока не появился отделенный начальник. Только тогда водворилась тишина.

А наутро раздался такой знакомый и уже за лето забытый звук горна.

Теперь их перевели в другое помещение - с переходом в следующий класс переходили в новую классную комнату. На первом же уроке рассадили строго по баллам. Алеша снова сидел сзади всех, у стены. Он уже привык к этому месту, хотя в зимние дни здесь было темновато: класс освещался единственной керосиновой лампой, стоявшей у преподавателя на столе.

И потекли дни, наполненные занятиями, строевыми учениями, чтением книг.

... Семь часов вечера. Воспитанники находятся в "занималке", как они прозвали зал, где проходят многие часы их жизни. Здесь они готовят уроки, проводят перемены между занятиями в классах, отдыхают в свободное время.

Каждый воспитанник сидит за своей конторкой с откидной доской. В отделениях конторки сложены книги, тетради, разные письменные принадлежности, мыло и зубная щетка. Тут же, обычно на одной из полок, аккуратно хранятся письма от родных, фотографии и открытки с морскими видами и кораблями.

Кто-то пишет на аспидной доске, кто-то углубился в книгу.

- Черт поймет это доказательство, - говорит Миша Глотов и захлопывает учебник.

- Клянусь тельняшкой, я тоже ничего не понимаю, - откликается Ростислав Варламов.

С тех пор, как им на уроке рассказали про тельняшку, они вспоминали о ней часто. Оказывается, раньше на флоте носили белые рубахи. Они были мало заметны на фоне белых парусов, а всегда нужно видеть, где находится матрос. Рубашки стали раскрашивать поперечными полосами, а потом уже начали выпускать для них специальную полосатую вязаную ткань.

- С тельняшкой все ясно. А в книге здесь сплошная темнота, - снова говорит Глотов. - Объясни, Алеша, - обращается он к Крылову.

- А я объяснить не могу. Я сам не понимаю, - пожимает плечами Крылов.

- Ты не понимаешь? Как так? - Это им казалось невероятным. Такому они поверить не могли.

- Я в этом учебнике тоже ничего не понимаю, - повторяет Алеша.- Если хотите, я могу объяснить, но совсем другим способом.

В учебнике действительно все было изложено путано и местами даже неверно. Однако Крылов обычно изучал вопрос шире. В библиотеке училища он брал другие книги или журналы. Это помогало ему глубже усвоить предмет. Вот и теперь он прочел статью в журнале.

Все обступили конторку, за которой сидел Крылов. Алеша объяснил новый способ, дал переписать. Он любил и умел объяснять. Говорил уверенно, четко. Наверное, потому, что сам хорошо понимал.

Они ложились спать очень довольные, что все выяснили. Лев Володин от умственного напряжения, видимо, так устал, что моментально разделся и юркнул в постель.

- Упал за борт, - засмеялся Федя Вяткин, кивнув на Володина.

Эта шутка понятна им одним. Тогда же, когда про тельняшку, им рассказали и про флотские брюки. Почему их книзу делают шире. Если случается несчастье, моряк падает за борт, ему нужно быстро освободиться от одежды, стесняющей движения. Широкие внизу брюки можно без труда скинуть, если даже человек в ботинках. И теперь над теми, кто чересчур поспешно раздевался, ложась спать, они подшучивали: "Упал за борт!".

На другой день преподаватель вызвал к доске Глотова. Он задал ему именно этот вопрос, предмет общих волнений накануне.

Глотов сделал на доске чертеж и стал объяснять.

Преподаватель подходит к Глотову, внимательно следит за доказательством. Что такое? Все как будто верно: и начальные условия, и окончательный результат. Но все не так, как в учебнике.

- Откуда вы взяли это, Глотов? - с удивлением спрашивает он.

- Мне объяснил Крылов, - признается Глотов.

Преподаватель подсаживается к Крылову и просит его рассказать подробней все доказательство.

- Вам у меня делать нечего, - выслушав, говорит он. - Я вижу, что вы мой предмет знаете отлично. Можете заниматься на моих уроках, чем хотите. Ставлю вам заранее "двенадцать".

Алеша продолжал встречаться с Сашей Ляпуновым и изучать математику. Но с некоторых пор у него появилось еще одно увлечение. Он стал интересоваться новостями науки и техники и по субботам вечером ходил иногда слушать доклады в военно-морской отдел Русского технического общества в Соляном городке на Фонтанке.

В первый раз он пришел туда, когда учился еще в младшем приготовительном классе, на доклад о подводном плавании.

До начала доклада Алеша прошел в библиотеку. За круглым столом, на котором были разложены журналы и газеты, он увидел знаменитого адмирала Григория Ивановича Бутакова. Алексей сразу узнал его по портрету, который висел в училище.

Григорий Иванович был из семьи потомственных моряков. Все мужчины в роду Бутаковых обычно шли во флот. Первый из Бутаковых строил галеры еще при Петре, участвовал в Гангутской битве.

Григорий Иванович уже пятнадцать лет командовал эскадрой кораблей Балтийского моря. Он отдал много сил созданию русской школы парового флота. В молодости Бутаков был участником севастопольской обороны. Адмирал пользовался большим уважением и любовью среди моряков.

Алексей подошел к адмиралу, подтянулся:

- Ваше высокопревосходительство, разрешите остаться?

- Конечно, оставайтесь. Английский язык знаете?

- Так точно, знаю.

Нужно сказать, что в училище неважно было поставлено преподавание языков, но Алексей занимался английским языком самостоятельно.

Бутаков дал Крылову английский журнал, предложив прочесть статью.

Алексей сел в отдалении и начал читать. Адмирал краем глаза наблюдал за воспитанником. Когда он увидел, что статья прочтена, подозвал Крылова.

- Ну, что вы думаете об этом?

Речь шла о царской яхте "Ливадия", которая в это время строилась в Англии. Разбирался вопрос, будет ли она подвергаться качке.

- Я думаю, - сказал Крылов, - что яхту качать не будет. Ее можно сравнить с поповкой, а поповку мало качает.

- Вишь, какой молодец! - ласково и несколько удивленно сказал адмирал и тут же спросил фамилию.

С тех пор, когда бы Крылов ни заходил в военно-морской отдел, адмирал, который обычно бывал там, неизменно подзывал его к себе, спрашивал, как успехи, и советовал прочесть в том или ином журнале интересные статьи.

В Техническом обществе Алексей узнавал много нового. С третьего класса он стал посещать публичные лекции известного русского физика Хвольсона.

Однажды, после одного из докладов в Техническом обществе, на трибуну вышел высокий широкоплечий черноглазый человек с темными усами и бородой. Он заговорил неожиданно тонким голосом, никак не гармонировавшим с его богатырской фигурой. Но слова его, энергичные и страстные, точность и ясность изложения, новизна предмета захватили слушателей. Оратор увлеченно звал к покорению не только морей и океанов, но и воздушной стихии. Это был Николай Егорович Жуковский.

Крылова поразило выступление Жуковского. Он на всю жизнь запомнил чернобородого богатыря, дерзко звавшего к завоеванию неба. Конечно, именно так нужно служить человечеству. Не бояться трудных задач. Со смелостью и упорством браться за их решение. Сила и мощь науки беспредельны. И беспредельно ее могущество в познании тайн природы.

Крылов хотел поскорее испробовать свои силы.