Американцы и хетты

Американцы и хетты

Приближаемся к Синопу. У нас, к сожалению, нет плана пристани. По мелкомасштабной карте восточной части Черного моря трудно понять, где город, где пристань, откуда удобнее в нее войти. Рассматриваем карту через лупу, и я прихожу вдруг к выводу, что Синоп напоминает Несебыр, только в больших масштабах. Город расположен на перешейке полуострова, а пристань даже не указана.

Смеркается. Ветер ослабел: морской бриз испускал последние вздохи. "Вега" едва продвигалась вперед. Течение относит нас ближе к берегу. Плывем скорее в сторону, как-то вбок, а не вперед. Прямо перед нами возникает мыс Инджебурун. Здесь берег очень низкий и мыс, словно песчаная коса, уходит далеко в море. Если бы не маяк, то и не догадаешься, что здесь Инджебурун.

Течение все больше увлекает нашу "Вегу". Тихо и пустынно на берегу. Светит маяк. Далеко на юге на бледном небе застывшими волнами отражаются тени от горных цепей.

Судя по всему, нам следовало бы более осторожно, более мористее обходить мыс Инджебурун; он производит впечатление, будто образовался из песка, в изобилии приносимого сильным течением. Делаем поворот и медленно направляемся в открытое море. Но течение упорно сопротивляется, мешает нам и несет "Вегу" параллельно берегу. Что ж, в данном случае это нам даже поможет: быстрее достигнем Синопа. А раз так, то и нет смысла идти в открытое море. Достаточно взять курс в 25°, и мы спокойно минуем мыс...

Стоп! Ведь у древних мореплавателей не было компаса. Значит, надо найти другие средства, другие ориентиры...

Солнце уже скрылось за нашей спиной, видны лишь желтые и оранжевые облака. И то хорошо: кое-как, но направление определяем! Правда, мы опять забываем, что древние не могли плавать под острым углом по отношению к ветру. Им требовался либо попутный ветер, либо почти боковой, так называемый бакштаг, то есть когда устанавливался такой курс парусного судна, при котором его диаметральная плоскость составляла с линией направления ветра угол больше 90° и меньше 180°, считая углы от носа судна.

Таким образом, если бы "Вега" была древним кораблем, то она должна быть в данный момент или в безопасном месте, чтобы ждать благоприятного ветра, или иметь совсем другой курс. Итак, где тут можно найти удобный приют? Разворачиваю карту... Но, стоп! Ведь у древних-то карт не было!

В самом деле, всю ту информацию, которую мы получаем с помощью справочников, различных пособий и навигационных приборов, они держали в своей памяти... Информация, передаваемая из поколения в поколение, от отца к сыну. Их чувства были более острыми. Они иначе, чем мы, воспринимали море, небо, берег...

Возле отслуживших свое маяков на том или ином мысе водолазы нередко находят античные якоря. А в заливах их значительно меньше. По мнению археолога Дюма, объяснение этой загадки кроется в своеобразном способе плавания в античные времена. Предполагается, что древние мореплаватели бросали якорь перед мысом потому, что именно там находится наиболее удобная позиция для выжидания благоприятного ветра. Если бы античные корабли находили себе приют в заливе, то они оказывались бы в капкане. И спасти их из этого капкана мог только ветер, дующий с суши на море. При ином направлении ветра это сделать невозможно, так как древние корабли не могли лавировать.

Высоко в небе появляются первые признаки теплого циклона. Если его центр окажется севернее нас, то направление ветра изменится, и он уже будет дуть против часовой стрелки... Стоп! Ведь синоптика тоже была незнакома древним мореплавателям. Хотя так ли это? Вероятно, они пользовались другим методом, чем мы. В первую очередь им многое подсказывали местные признаки. Они ставили прогнозы по поведению птиц, по облакам. Впрочем, даже в нынешних учебниках по метеорологии имеются указания, как предсказывать погоду по местным признакам.

Со всех сторон нас окружает тихая, безветренная ночь: она быстро вступила в свои права. В море отражается сказочное мерцание далеких огней Синопа. Мы медленно приближаемся к нему и то в основном благодаря течению, которое продолжает нести нас параллельно берегу. Где же все-таки находится пристань? Судя по всему, она должна быть расположена в южной части полуострова. Но скоро выясняется, что залив простирается далеко на юг. В лоции, которую я быстро перелистываю под лучом фонарика, рассказывается о заливе, о рейде, о месте, где следует бросить якорь, о старинных замках, высоких трубах и других заметных ориентирах, но совершенно не упоминается ни о пристани, ни о волнорезе...

Чем ближе мы продвигаемся к Синопу, тем сильнее относит нас течение на восток. Эдак можно и Синоп проскочить мимо!

Как нередко бывает в таких случаях, нетерпение берет верх. Мы не выдерживаем и запускаем двигатель. Ба-бам - старт! Но что это? Наш "Волво-Пента" фыркнул разок-другой и остановился. Возможно, вокруг винта намоталась чья-то рыбацкая сеть? Пока мы гадаем, разноцветные огни Синопа быстро удаляются от нас на запад, потому что течение продолжает нести нас по своему курсу. Фонариком освещаем всю воду вокруг яхты, но ничего подозрительного не обнаруживаем. Черная вода не вызывает особого желания окунуться в нее, но делать нечего: один из нас должен рискнуть, чтобы осмотреть винт. На всякий случай еще раз пробуем запустить двигатель. Нажимаю на стартер, и - о чудо! - славная машинка заработала нормально.

Осторожно прибавляя обороты и призывая на помощь всех богов на свете, мы стараемся преодолеть силу течения. Двигатель тяжело пыхтит, задыхается, но не сдается. Нелегко ему - похоже, что течение здесь не слабее Босфорского.

Нежданно-негаданно почувствовался ночной бриз. Я натягиваю шкоты, и "Вега" стремительно (по крайней мере так кажется) рассекает блестящую воду. Но Синоп все равно не хочет приближаться - как будто застыл на одном месте. А ведь расстояние до него, по нашим расчетам, незначительное: не более полутора-двух миль. Надо, видимо, повернуть яхту за полуостров, где течение должно быть слабее. Но вот вопрос: как велик полуостров?

Огни Синопа... Эти огни очень смущают меня. Гирлянды разноцветных, ярко сияющих лампочек - зеленые, красные, синие, желтые - все они так похожи на неоновую рекламу или на праздничное уличное освещение! Линии горизонтальные и пересекающиеся, прямые и извилистые... Ярмарка там, что ли?

Теперь уже не до древних мореплавателей. Решительно беру компас и поворачиваю яхту на юг так, чтобы сверкающие огни Синопа оставались справа. До боли в глазах всматриваюсь вперед, пытаясь рассмотреть, где кончается полуостров. И как бы там ни было, мы наконец-то продвигаемся вперед. Далеко на юго-западе появляются желтоватые мигающие огоньки. Это уже город! Тогда что означала цветная мозаика? Новый галс - курс точно на Синоп, и все будет ясно. Однако течение тотчас же подхватывает "Вегу", и огоньки начинают стремительно убегать от нас. Не успели мы оглянуться, а яхта уже снова там, вне залива, откуда совсем недавно ушла.

Час, два, три - время летит безжалостно. Мы пробуем пускаться на всякие хитрости, но обмануть течение не можем. Оно играет с нами, словно кошка с мышкой! А мы совершенно не знаем ни его точного направления, ни того, как оно ведет себя вблизи берега. Просто наугад применяем тот или иной вариант, чтобы вырваться из плена коварного течения, но пока все безуспешно^*.

^* (Сильный узкий поток, называемый основной струей черноморского течения, расположен вдоль края черноморской материковой отмели над глубинами 200-500 м, и он обходит вокруг моря против часовой стрелки. Его скорость достигает 1-1,5 м/сек. Приблизительно на меридиане Ялты от основного потока отделяется ветвь, направленная на север от берегов Турции к берегам Крыма. Немного восточнее, на долготе Судака и Феодосии, расположена вторая меридиональная ветвь, идущая с севера на юг к Синопу. В целом создаются два главных циклонических круговорота, иногда называемых "очками Книповича" (по имени русского морского исследователя Н. М. Книповича).)

Миновала полночь. Скоро рассвет, и потому огни города один за другим начинают угасать. Мы чувствуем себя одинокими, покинутыми.

Интересно: холодный бриз до предела надул паруса "Веги", двигатель все еще тарахтит, а пользы никакой! Открытое море не хочет нас пускать к себе и отбрасывает назад.

И снова пытаемся пройти за полуостров, очертания которого скорее отгадываем, нежели видим. На этот раз яхту проводим очень близко от берега, настолько близко, насколько позволяет страх и ночная тьма. Пристально вглядываюсь, ищу сам не знаю что... Эх, были бы сейчас эхолот, радар!

И все же - куда подевалась пристань? Видимость нулевая, хоть глаз выколи...

Вдруг совсем близко, перед нами, возникает что-то темное, громадное. Слышен характерный звук воды, расступающейся перед стальными рельсами, которые держат на себе железобетонные плиты. Ясно, это пристань!

Течение, однако, продолжает нести нас своим путем, и мы проплываем совсем близко от пристани, вот-вот проскочим мимо. Как заправский спортсмен, Димитр хватает конец каната и делает большой прыжок на проплывающую мимо бетонную плиту. Мгновение - и наша "Вега", резко крутанувшись на месте, останавливается. Наконец-то! "Приземление" было столь неожиданным, сколь и эффектным. Жаль, что не было зрителей, которые могли бы встретить нас аплодисментами.

Итак, прибыли. Часы показывают три часа тридцать минут, то есть на две мили мы потратили пять часов!

С любопытством смотрю в сторону города. Темно и тихо. К самому берегу спускается часть сохранившейся стены старинной крепости. Она освещена лучами декоративного прожектора, и это позволяет прочитать написанные на ней черной краской крупными буквами слова: "Янки, гоу хоум!" ("Янки, убирайтесь домой!").

Нас это не касается, мы не американцы. Проверив, крепко ли привязана яхта, мы забираемся в каюту и ложимся спать.

Наступил день 30 июля 1975 года.

Снаружи раздаются возбужденные детские голоса, которые, собственно, и разбудили нас. Я вышел из каюты. Солнце уже припекало. Было десять часов утра. Возле яхты толпились ребята. Они смеялись, прыгали, показывали на нас пальцами, размахивали руками, возбужденно кричали:

- Америкэн аут! Финиш америкэн!

"Ничего не понимаю. За американцев они нас считают, что ли?".

- Булгар! - кричу я в ответ, тыча себя в грудь пальцем. - Булгаристан! Мы не американцы, нет!

Они, кажется, поняли, закивали головами и помчались к видневшимся невдалеке огромным полукруглым белым зданиям. Вероятно, военная база... Вот она, ночная мозаика.

Вскоре пришел сопровождаемый ребятами сухощавый пожилой человек в темно-синей униформе портового начальства.

- Откуда идем?

- Из Стамбула.

- Национальность?

- Болгары.

Наши ответы, видимо, не производят на него никакого впечатления, так как на его смуглом обветренном лице нельзя было заметить какую-либо реакцию. Я передал ему наши документы и пригласил на яхту для традиционного ритуала - угощения стаканчиком сливовой. Он заколебался было, но все же отказался: возраст не тот.

Одевшись поприличнее, мы вышли в город на прогулку. Тихий небольшой морской городок, дома которого скучились на высоком скалистом перешейке. Постройки в основном старые и не имеют какого-то определенного характерного стиля, как, например, причудливо сооруженные дома в Созополе, обшитые, словно корабли, досками. Нет, это самые обыкновенные кирпичные домики, какие строились в Болгарии до второй мировой войны. Лишь два-три современных здания из бетона и стекла смело возвышаются над остальной серой массой. Очень мало зелени, лишь кое-где торчит старое дерево. Вымощенная каменными плитами главная улица пестрит вывесками и витринами маленьких магазинчиков. Людей - прохожих и покупателей - почти не видно.

По пути нам попадается археологический музей. Вот это действительно мы сделали великолепное открытие. Просто не верится: новое здание, прекрасно гармонирующее с окружающей средой. Его полукругом охватывает декоративный парк, в котором среди цветов и выложенных цветными плитками бассейнов красиво расположились многочисленные амфоры, кувшины, барельефы, статуи... Мы вошли сюда будто в совершенно иной мир. Кругом чисто, опрятно, не то что на улицах - в двух шагах отсюда.

В музее мы единственные посетители. Внутри все хорошо продумано и каждый экспонат освещен. Слово "экспонат" звучит как-то бездушно... А ведь здесь собраны монеты, керамика, оружие, одежда, украшения - все, что принадлежало людям, жившим в этих краях с эпохи древних греков до времен Ататюрка.

Однако нас в основном интересовала история кораблеплавания. Экспонатов, рассказывающих об этом, к сожалению, почти не было. Как и в большинстве музеев мира, история моря занимает самое скромное место!

На улице на нас опять набросилось нещадно палящее солнце. Ни одного живого человека: здесь принято спать после обеда.

Мы присели отдохнуть на выступ каменной стены. Мимо нас промчалась кавалькада американских машин. Развалившись в небрежных позах, американские офицеры и солдаты лениво жуют жвачку, курят и совсем не смотрят по сторонам. За легковыми машинами потянулись "джипы", нагруженные большими чемоданами. Разбуженные шумом, из своих лавчонок вылезают турки. Они молча глядят вслед проехавшим американцам.

Отдохнув, спускаемся к берегу. Ближе к морю домишки типично рыбацкие; на дворах можно видеть деревянную решетку для поджаривания над огнем рыбы и большой шпиль для вытаскивания лодок на сушу. Здесь также тихо и очень спокойно, даже как-то неприятно: напоминает кладбище! Только многочисленные кошки шныряют из лодки в лодку в поисках рыбы.

Заросшие мхом толстые стены старинной крепости отражаются в кристально чистой воде. Эх, если бы они обладали даром речи, то каких бы историй мы наслушались от них! Слишком мало мы знаем о тех, кто когда-то владел этими берегами. На юг от этих мест, за синими горами, была колыбель человеческой культуры. Богатое побережье манило к себе. И сколько трагических столкновений и драм происходило здесь из-за этого! До этих мест простиралось даже могущественное царство хеттов.

Эпоха между 2000 и 1500 годами до н. э. характеризуется великим переселением народов. По Европе и Центральной Азии непрерывно кочуют большие племена. Индоевропейские народы, возможно, не совсем добровольно, а под напором других кочевых племен покинули земли, расположенные на нынешней европейской территории СССР, и хлынули в Европу по направлению к Атлантике. Некоторые из них прошли в Северную Индию и Малую Азию. Именно на этих двух главных направлениях индоевропейские племена и начали создавать свои государства^*.

^* (На индоевропейских языках в настоящее время говорит около половины населения земного шара. К индоевропейским принадлежат языки славянские, балтийские, германские, романские, кельтские (включая греческий и армянский), иранские (включая таджикский) и индоарийские.

Далекому расселению индоевропейцев способствовали несколько причин: плотная заселенность близких к их прародине земель, использование колесниц, родовые обычаи, ограничивавшие браки с близкими соседями и приводившие к последовательному делению каждого сообщества на две части (фратрии) для установления брачных связей между членами разных фратрий.)

Хетты основали свое царство в Малой Азии. У них была хорошо организованная армия, железное оружие, выносливые лошади. Все это помогало им силой подчинять себе местное население и захватывать его земли.

Государство хеттов постепенно разрасталось, крепло и наконец превратилось в империю, которая, может быть, была первым многоязычным и разношерстным государством не только в Азии, но и во всем мире. Их империя послужила прототипом более поздней Римской империи.

К сожалению, не сохранились источники, рассказывающие об отношении хеттов к морю. В период своего расцвета они больше интересовались континентом, но, вероятно, не оставались равнодушными и к своим северным границам - к Черному морю. Об этом и свидетельствуют крепостные стены древнего Синопа, которые неоднократно еще до первой греческой колонизации и в ее времена разрушались и снова воздвигались. Осады, штурмы, сражения - такими событиями полна история Синопа.

Наследником хеттского могущества в северо-восточной части Малой Азии стало Понтийское царство. С IV века до н. э. оно начало играть важную роль в жизни народов, населявших побережье Понта, в том числе и в жизни греческих колоний. С начала II века до н. э. Понтийское царство стало давить на греческие города-государства, которые мешали ему господствовать над морем.

Первое нападение на Синопе (так называли Синоп в древности) было предпринято Митридатом III в 220 году до н. э. Но только с 183 года до н. э., то есть после падения Синопа, начинается эпоха владычества Понтийского государства, перед которой большие заслуги имеют Фарнак I Понтийский и Митридат Евпатор.

Наибольшего могущества Понтийское царство достигло в период правления Митридата VI, вошедшего в историю благодаря большим сражениям, которые он вел с бесчисленными римскими легионами. Понтийское царство все же не устояло перед ними и попало под римское владычество в 62 году до н. э.

Спотыкаясь о булыжники, то там, то здесь выступающие из мостовой, мы неторопливо шли с Димитром домой - на "Вегу". На яхте прохладно. Мы повалялись на койках, потом вычистили и вымыли "Вегу". Вскоре появились и наши новые маленькие друзья, первыми встретившие нас здесь, на пристани. Мы от души повеселились, прыгая вместе с ними в прозрачную чистую воду и плавая наперегонки.

Вечером мы решили пойти в ресторан-казино. Димитр, которому надоели ежедневный чай и сухари, преодолел отвращение перед морскими ресторанами после своего отравления и решился поесть как нормальный человек.

Казино было расположено почти на самом берегу под крепостной стеной и имело просторную открытую террасу. Никелированные круглые стулья и столы, разноцветные лампы освещения придавали модернистский настрой всему заведению, что никак не соответствовало виду окружающих его зданий и крепости, от которой веяло древностью.

Мы заказали жареную рыбу, и вдруг... хлынул дождь. Молнии, гром, треск - будто само небо разверзлось! Мы нырнули под навес, но там все столики были уже заняты. Увидев, что мы ищем место, трое мужчин пригласили нас за свой стол.

Разговор начался непринужденно. Один из наших новых знакомых с большой густой бородой - вылитый древний хетт - оказался местным архитектором. Вполне вероятно, что современные здания в Синопе строились по его проектам. Он лучше владел французским, нежели английским языком, а я еще хуже турецким. С грехом пополам мы объяснялись, причем архитектор служил переводчиком.

Я поднял бокал и чокнулся с полным молодым мужчиной, который сидел напротив меня. Его гладко причесанные волосы были чем-то смазаны и блестели. Он так посмотрел на меня и улыбнулся, как будто встретил старого приятеля.

Да! В самом деле мы знакомы. Ведь не далее как сегодня после обеда я ходил на заправочную станцию и интересовался, сколько стоит нефть. Этот мужчина - владелец станции. Я начал было говорить с ним по-английски, но он мог объясняться только по-турецки. Тогда я с помощью рисунков сообщил ему, что мне требовалось. Он, однако, решил, что я американец, и поэтому не сразу понял, зачем мне нужна нефть. При выходе у ворот маленький ребенок играл с большим белым ангорским кроликом. Я не удержался и погладил кролика. Вот тогда-то владелец станции и смекнул, что я не американец, ибо никогда еще не случалось, чтобы кто-нибудь из американцев специально останавливался погладить кролика...

Конечно, мы могли бы продолжить свое плавание и без пополнения запасов топлива в надежде на то, что "Волво-Пента" нам особенно не потребуется, ибо в дальнейшем течение должно оставить нас в покое. На худой конец мы должны войти в свою роль "древних греков" по-настоящему. Ведь они нефтью не пользовались в качестве топлива, не знали ее еще.

Третий - мужчина средних лет, капитан рыболовной шхуны.

- Царь хамсы! - шутливо представил его архитектор.

Крупные, словно весла, руки капитана устало лежали на столе. От всей его фигуры веяло спокойствием и уверенностью. Такие люди, как правило, живут в полном согласии с самим собой, со своим прошлым и настоящим. Капитан молчал и задумчиво смотрел в сторону залива. Там все застилал дождь, но, когда сверкали молнии, они вырывали из серой пелены нашу "Вегу", одиноко приткнувшуюся к причалу.

Разговор шел сначала вокруг болгарских певцов и спортсменов, особенно борцов, о которых наши собеседники были наслышаны. Мы тоже не оставались в долгу и сделали им несколько комплиментов.

Потом как-то незаметно мы перешли к политике. С особым оживлением они комментировали отъезд американцев, который мы сегодня наблюдали при выходе из музея. Они явно гордились тем, что их родина становится более независимой от янки.

Количество алкоголя на душу присутствующих за столом непрерывно увеличивалось, и мы уже перестали понимать друг друга.

"Царь хамсы" тихим голосом, все также не отрывая своего взгляда от залива, начал рассказывать мне о пассатах, течениях, ветрах, облаках, о том, как лучше пересечь большой Кара-Дениз (так турки называют Черное море). Я все меньше и меньше понимал из того, что он мне объяснял, но, увы, никто не мог мне перевести подробности... Архитектор обнял Димитра и декламировал ему какую-то поэму. А владелец заправочной станции, судя по всему, отключился...

С трудом встаем из-за стола. Счет оплачен? Очень хорошо! Но чтобы не оставаться в долгу, мы приглашаем своих собеседников на яхту. Дождь только что прекратился, палуба скользкая, как бы кто-нибудь ненароком не свалился в воду. Наконец все мы очутились в каюте. Соленые огурчики, по рюмочке-другой болгарского напитка, и время снова стало неумолимо бежать вперед.

Нас разбудили дети. С громкими криками они плавали вокруг яхты, как наши старые приятели. И мы тоже не удержались и искупались. Потом начали готовить "Вегу" к отплытию. Ребятишки нам помогали, а мы их угощали компотом.

Загорелый молодой парень с модными длинными кудрявыми волосами постоял немного на причале, потом прыгнул в воду к ребятам. Подплыв к яхте, он на плохом английском языке с пренебрежением спросил, кто мы такие и откуда плывем...

- Ага, коммунисты! - сверкнул он глазами.

Он посмотрел на нас так, словно хотел загипнотизировать, затем перевел взгляд на мачту, на которой развевался турецкий флаг. Естественно, ведь это государственный флаг того народа, в чьих территориальных водах мы находились.

Не получив разрешения, парень взобрался на яхту и начал нам со злобой объяснять:

- Турецкий флаг у вас фальшивый. Неправильно расположены звезда и полумесяц, Купите новый флаг, или я вызову полицию!

Очевидно, он хотел нас пошантажировать. Димитр вскипел от такой наглости, и я едва его удержал от безрассудного поступка. Не следовало поддаваться на провокацию. Лучше всего в таких случаях продолжать заниматься своим делом, не обращая на провокатора никакого внимания. Признаться, мне тоже хотелось столкнуть его в воду, но я стиснул зубы.

Солнце опять стало припекать - значит, снова пойдет дождь. Оставив Димитра на яхте, я отправился к тому представителю портового начальства, который нас встречал. Он спал в своем бараке, весь облепленный мухами. Я разбудил его и торжественно объявил, что мы покидаем порт. Тогда он повел меня к своему начальству.

В канцелярии было чисто. На рабочем столе ничего лишнего, одна чугунная чернильница. На окне - телефон, на единственном шкафу - старая модель красивой шхуны.

Вскоре появился традиционный кофе. Разговор шел в основном с помощью рук, так как начальник порта владел только турецким языком. Но смысл был понятен.

- Отплываете? Хорошо. Очень хорошо. Какая следующая остановка: Зонгулдак, Самсун или... а-а-а! Ялта - Россия? Хорошо! Очень хорошо!

Начальник подошел к окну, поднял телефонную трубку и начал бесконечный разговор, в котором проскальзывали знакомые слова: "Россия, болгары, яхта...". Потом он снова сел, но продолжал говорить так же быстро. Только непонятно, кому он говорил: самому себе или мне. Говорил, а сам не поднимал глаз. "Зачем все это? Ведь он убедился, что я не владею турецким". Чувствую, что ему, видимо, надо выиграть время. Так и есть. Зазвонил телефон. И снова бесконечный разговор, знакомые слова: "Паспорт, Болгария, Стамбул...".

Не знаю даже, что и подумать. Рассматриваю начальника порта: крупный, широкоплечий, смуглый мужчина с характерным турецким носом - одним словом, здоровяк, набравший силу на берегу.

Снова появился кофе. Начальник угостил меня турецкими сигаретами. Взгляд его стал открытым, внимательным, добрым. Опять раздался телефонный звонок и опять знакомые слова: "Яхта, Болгария...".

Запыхавшись, в канцелярию вошел молодой низкорослый мужчина в хорошо сшитом темном костюме. На его лице выделялись тонкие усики и недоверчиво смотрящие глаза. Держался он высокомерно и даже не поздоровался. Сразу же приступил к допросу по-турецки: профессия, возраст, офицерский чин в запасе и т. п. Я смутно чувствую, чего он хочет, но злюсь, так как не понимаю деталей.

Потом он долго рассматривал наши паспорта. Возвращая их, он внимательно смотрел на меня и одновременно бросил несколько реплик в адрес начальника порта. По его тону можно было догадаться, что он начальника в чем-то упрекает, может быть, в том, что мы не прошли регистрацию в момент прибытия...

Мне приказали написать на отдельном листе бумаги полностью фамилию, имя и отчество, профессию и домашний адрес. А ведь они отчетливо напечатаны во всех наших документах, которые лежат перед ними на столе. "Усатый", как я называю про себя этого бесцеремонного молодого человека, еще раз пронзительно взглянул на меня, скривил губы, небрежно попрощался и вышел.

Начальник порта даже не оторвал глаз от стола, усердно выводя букву за буквой. Мне еще предстояло побывать у санитарных властей, потому что мы должны были получить от них официальный документ о санитарном состоянии "экипажа и корабля".

Больница, где находились санитарные портовые власти, оказалась неожиданно большой. Просто непонятно, как она вместилась в этот маленький город, но объяснимо: Синоп - карантинный порт на турецкой части Черноморского побережья.

Врач великолепно знал английский язык и с легкой усмешкой стал записывать в бесконечные формуляры мои ответы о состоянии здоровья экипажа: когда было последнее заболевание холерой, имелись ли на борту случаи желтой лихорадки, сколько было поймано крыс...

Мимоходом, заполняя формуляры, он расспрашивал меня о яхте, о том, сколько дней мы провели в пути, о Болгарии, о Варне.

На шкафах, на подоконниках, вдоль стены - всюду стояли и висели клетки с птичками. Их было штук пятнадцать - двадцать, разноцветные, с яркими оперениями. Они устроили такой концерт, что нам пришлось говорить довольно громко, чтобы слышать друг друга. Поставив печать на документ, санитарный врач пожал мне руку на прощание, проводил до дверей и пожелал счастливого плавания..

На яхту я возвращался в сопровождении того же служащего порта, которого разбудил в бараке. По пути он меня все утешал:

- Эх, господин, много всяких формальностей имеется... Все равно - что для большого корабля, что для маленькой яхты. Ничего не поделаешь, так надо...

Разглядывая по дороге документы, я вдруг заметил отсутствие акта, удостоверяющего национальность яхты, то есть ее паспорт. Возвращаюсь в кабинет начальника порта. Ко мне неожиданно пристраивается русоволосый полный мужчина в очках с толстыми стеклами, со вкусом одетый. Улыбаясь, на сносном русском языке он предложил мне свои услуги в качестве переводчика, так как знает, что у меня были определенные затруднения. Сам он работает учителем французского языка в местной школе и охотно оказал бы мне помощь. "Ну и ладно, - думаю про себя, - наконец-то хоть отдохну, да и быстрее покончим с их бюрократизмом".

Понимая, что мой добровольный помощник с трудом подыскивает русские слова, я начал говорить с ним по-французски... Сквозь толстые стекла очков он удивленно смотрел на меня, помолчал и снова стал говорить по-русски. Я выждал момент и опять бросил реплику по-французски. Результат тот же. Ясно, никакой он не учитель.

В канцелярии начальника порта я попросил "переводчика" объяснить, что среди возвращенных документов отсутствует акт, удостоверяющий национальность яхты. Но начальник стал утверждать, что мне были переданы все документы. Потом он снова начал свой бесконечный телефонный разговор, во время которого опять появился кофе.

"Переводчик" и начальник быстро перебросились между собой несколькими словами по-турецки. Глядя на них, я в который уж раз убеждался в правоте теории об "эмоциональном языке". Мимика, движения, интонация - все это словно универсальный язык, язык без слов, который одинаково хорошо понимают все люди планеты. У этого "эмоционального языка" большая выразительность. Он представляет собой своеобразный неосознанный источник информации, и любой человек, не зная языка своего собеседника, может довольно точно и быстро понять его мысль. Утверждают, что такой язык чувств является продуктом многолетней эволюции социальных сигналов, передающих информацию о побуждениях и состоянии организма. Я, например, сам таким образом "разговаривал" с арабами, индийцами, испанцами и прекрасно понимал то, что они хотели мне сказать.

Пока мы пьем кофе и чего-то ждем, мой добровольный "переводчик" как бы между прочим - от скуки, что ли - начал меня расспрашивать о моей профессии, о Клисурове, о месте работы, о цели нашего путешествия...

Разумеется, я ему не стал рассказывать о "древних греках", так как понял, что это прозвучало бы наивно. На улице жарко, чирикают воробьи, купаясь в пыли. Я вижу в окно, как кошка подкрадывается к ним из-за камня. А там, чуть подальше, спокойно дышит море, наслаждаясь лучами солнца.

Наконец появляется посыльный и приносит паспорт "Веги". Никаких объяснений по поводу задержки! Я прощаюсь с начальником порта и с иронией спрашиваю, в последний ли это раз. В его глазах я читаю, что он сожалеет о случившемся, но что поделаешь... Служба! Возвращаемся на яхту вместе с "переводчиком". Со своей неизменной добродушной улыбкой на лице он продолжает любезный разговор о том, какое впечатление произвел на нас Синоп, хорошо ли о Турции напишет Димитр... Затем он объясняет мне, что мы, к сожалению, пока еще не можем отплыть, ибо начальник полиции не поставил на наших паспортах визу "на отплытие". Собственно, я не совсем понимаю, зачем он ведет такую сложную игру, ведь паспорта-то у меня в кармане... Невольно начинаю насвистывать из известной оперы: "Хватит, друг мой, меня дразнить, все слова твои напрасны". Но, кажется, "переводчик" не ходит в оперу.

Возле яхты на причале с унылым видом стоит уже знакомый нам представитель портового начальства. Его выгоревшая на солнце униформа на этот раз аккуратно застегнута на все пуговицы, на морщинистом лице полное безразличие, он даже не глядит на меня. Возможно, думает: "И зачем только меня втянули в это грязное дело...".

"Переводчик" сказал ему несколько резких, отрывистых слов, потом неожиданно попрощался со мной. "Ого! Значит, можно отплывать. А как же начальник полиции...". Но я не стал утруждать свой мозг различными догадками и прыгнул на палубу.

Димитр давно уже все приготовил к отплытию, и мы, не теряя ни минуты, тотчас же отчалили.

На этот раз течение нам помогает, мы сравнительно легко обходим полуостров, направляясь в открытое море. Вдруг раздается за спиной характерное тарахтение мотора. Оглядываюсь: вдогонку за нами мчится большая белая моторная лодка. В ней несколько человек. Вот она догоняет нас, и мы с удивлением узнаем на ней знакомых ребят - наших милых юных друзей с пристани. Они пришли нас проводить, машут руками, что-то кричат на прощание. Самому старшему, который находился у руля, едва было десять лет. А ведь вышли они в море одни, без взрослых и, судя по всему, отлично управляют лодкой.

- До свидания! Счастливого пути!

Перед "Вегой" снова простирается Понт Эвксинский.