§ 35. Путь на родину

Закончив выгрузку в Александровске и вернувшись в Де-Кастри для последнего обмена телеграммами с Владивостоком, корабли утром 11 ноября вышли в море. В 155 милях миновали Владивосток, но он на радиовызовы не отвечал. Утром 15 ноября на месте Цусимского боя 14-15 мая отслужили панихиду по погибшим. Вспомнили, конечно, и "Рюрика"... В полдень, имея в ямах по 100-200 т угля, пришли в Нагасаки, чтобы принять на корабли полные запасы угля, получить корреспонденцию и часть имущества, которые К. П. Иессен просил переслать из Владивостока. Но и здесь доктор медицины Руссель "и много других агентов пропаганды" вызвали революционные выступления чуть ли не всех возвращавшихся из плена русских. Пароход "Воронеж" с 1500 матросами на борту был "усмирен" лишь с помощью двух японских миноносцев с приготовленными к выстрелу торпедами. Находившийся на пароходе 3. П. Рожественский с его штабом вынужден был перебраться для возвращения в Россию на транспорт "Якут". 22 зачинщика бунта были свезены на берег. Только после их отправки в Россию были разрешены увольнения на берег с крейсеров. 18 ноября на пароходе "Меркурий" отправили во Владивосток и тех матросов, которые на крейсерах "дурно влияли на настроение команды": с "России" - одного, с "Громобоя" - 12, с "Богатыря" - 13(Там же, л. 142.).

Всеми мерами стремясь остановить волнения, командование развернуло занятия по обучению грамоте, поставив задачей, как было объявлено в приказе командующего, доведение ее к приходу в Россию до 100 %. Практиковались и лекции на политические, темы. Так, 21 ноября, уже после расстрела в Севастополе восставших на крейсере "Очаков", старший флаг-офицер штаба лейтенант Б. И. Доливо-Добровольский выступил на флагманском (с 20 ноября) "Громобое" с объяснением "значения высочайшего манифеста 14 октября", которым, как известно, царь Николай II, напуганный размахом революции, обещал дать стране конституционные свободы. Лекция, как отмечалось в историческом журнале отряда, произвела "очень благоприятное отрезвляющее впечатление на команду". Поход продолжался.

Лейтенант В. Е. Егорьев на 'России'. Справа - 'Громобой'. Фото из семейного альбома А. В. Егорьевой

По-видимому, первыми заметили командиры возвращавшихся русских кораблей на пришедшем из Сасебо японском крейсере "Акицусима" (во время обмена визитами) зарядный станок для тренировок экипажа в быстроте и автоматизме навыков заряжания орудий. Такие станки с натурным замком орудия были оценены и вскоре стали обязательной принадлежностью русских кораблей. Отсутствие на японском крейсере видимых следов повреждений наши офицеры пытались объяснить тем, что корабль, вероятно, мало участвовал в боях.

В отношении к русским простого люда никаких особых перемен в Нагасаки (кроме нескольких случаев) не заметили: "по-прежнему масса торговцев ездила на суда, так же были приветливы, так же шипели и кланялись" (ЦГАВМФ, ф. 523, oп. 1, д. 16, л. 150.).

Отголоском падения престижа царизма в мире стал случай на рейде Гонконга, где, празднуя по традиции тезоименитство царя 6 декабря, иностранные корабли расцветились флагами вместе с русскими, но вместо императорского салюта в 31 выстрел (его из иностранцев произвел только "Фюрст Бисмарк" - крейсер лояльной тогда к России Германии) ограничились 21 выстрелом. Не случайным был и отказ всех официальных властей Гонконга от приглашения на прием, проводившийся на "Громобое". Кампания вражды подогревалась и местной прессой, не раз помещавшей тенденциозные, а то и прямо клеветнические сообщения о русских кораблях. Так, в Сингапуре пришлось заставить местную газету опровергнуть измышление о том, что выход "Громобоя" в море 19 декабря для определения остаточной девиации якобы был вызван казнью очередного "бунтовщика". Неспроста, очевидно, из маршрута плавания отряда при утверждении его в ГМШ были исключены средиземноморские порты.

Путь отряда осложняли постепенно "сдававшие" после напряженной службы механизмы. На "России" из-за проседания гребных валов приходилось несколько раз подрезать подшипники, совсем ненадежны стали котлы. О маневрировании нечего было и думать. "Россию", по просьбе командира капитана 1 ранга В. А. Лилье, на случай непредвиденных задержек и отставания поставили в строю концевой. В ответ на высказываемые из Петербурга неудовольствия медленностью движения К.П.Иессен телеграфировал: "Котлы "Громобоя", "России" требуют постоянных починок. Могу идти от порта до порта, везде починяясь и не более 10 узлов" (ЦГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д.28079, л. 46.). Но как два года назад контр-адмирал 3.П.Рожественский неустанно понукал А. А. Вирениуса, бедствовавшего в Красном море с неисправными миноносцами на пути в Порт-Артур, так теперь А. А. Вирениус, став начальником ГМШ, не переставал торопить К.П.Иессена с его изношенными кораблями и наполовину сменившимися экипажами.

В Коломбо, куда пришли 5 января 1906 г., встретили возвращавшегося из плена лейтенанта К. П. Иванова. С его слов во флагманском журнале отряда записали о замечательной организации беспроволочного телеграфирования в японском флоте в минувшую войну. Уже по пути с места боя 1 августа 1904 г. были переданы в Сасебо подробные радиограммы о характере полученных в бою повреждений. Немедленно по прибытии к кораблям подошли краны с застропленными орудиями для замены поврежденных. С барж, подошедших к другому борту, началась погрузка также заказанных по радио угля и боеприпасов.

Неотъемлемы от уроков военных были уроки политические и социальные. Царизм, потерявший голову от позорной для режима военной катастрофы и ускорившей ее революции, вымещал свою злобу на жертвах войны - экипажах кораблей отряда Н. Н. Небогатова, сдавшегося в плен утром 15 мая 1905 г. после Цусимского боя (122 Жизней 5045 матросов и офицеров стоила России катастрофа при Цусиме. Своих кормильцев - отцов и сыновей - потеряли семьи рабочих, крестьян и разночинцев; равны перед смертью оказались и потомки старинных аристократических родов, сотен дворянских семей. Двух братьев - Алексея при Чемульпо на "Варяге" и Георгия в Цусиме на гвардейской "Светлане" - потеряла петербургская семья графов Нирод. Из многих трагически сложившихся судеб нельзя не сказать о тех матросах и офицерах, кто, отслужив до войны на Востоке и успев вернуться в Европейскую Россию, снова проделал путь на Восток с эскадрой 3.П.Рожественского. Среди них - рюриковец 1890-х гг. лейтенант Петр Вырубов, чьи письма к отцу оставили нам яркую картину жизни 1-й и 2-й эскадр Тихого океана, и лейтенант граф Владимир Игнатьев - герой упоминавшейся (см. с. 146) минной атаки под Порт-Артуром в 1901 г. Оба погибли при Цусиме со своими кораблями: один - на флагманском "Князе Суворове", другой - на следовавшем за ним гвардейском броненосце "Император Александр III". Это его, первого из трех своих двоюродных братьев, "веселого Диму Игнатьева, артиллерийского офицера на "Александре III"", и двух других - "скромного усердного Сережу Огарева... старшего минного офицера на "Наварине"" и "...любимца всей семьи, уже старого моряка Алексея Александровича Зурова (...его сестра была сестрой моего отца...)", старшего офицера гвардейской "Светланы"" _ вспоминал генерал Советской Армии Алексей Александрович Игнатьев. "Бедный мой дядя, П.Н.Огарев, потомок писателя и отец погибшего Сережи, скромный честный юрист-сенатор, долго обивал пороги бесчувственного петербургского общества, чтобы собрать средства на построение храма-памятника цусимским героям... сохранившегося в Ленинграде и по сей день; все внутренние стены храма были покрыты досками с именами павших в бою офицеров и матросов. Немало положил труда Огарев на то, чтобы разыскать эти имена в Морском министерстве..." (Игнатьев А. А. Пятьдесят лет в строю. Т. 1., М., 1955. С. 343). Официальное открытие (освящение) этого памятника, внешне (в масштабе 1:1,5) воспроизводившего архитектуру знаменитого памятника древнерусского зодчества 1165 г.- храма Покрова на Нерли, состоялось в июле 1911 г. (Храм-памятник морякам, погибшим в войну с Японией в 1904-4905 гг. Пг., 1915). Храм, посвященный всем морякам, погибшим в войне, был богато украшен мозаичной росписью и иконами работы В.М.Васнецова. Он располагался на левом берегу Адмиралтейского канала при впадении его в р. Неву. В действительности храм был уничтожен в 1932 г., судьба убранства и собиравшейся при храме коллекции портретов погибших неизвестна.) из-за невозможности защищаться. Без следствия и суда все офицеры и матросы этих кораблей, находясь еще в плену, были лишены воинских чинов. Несмотря на официальные запреты некоторые из офицеров крейсеров "нашли возможным", как отмечалось в историческом журнале, "проводить время со сдавшимися офицерами", возвращавшимися на том же пароходе, что и К.П.Иванов, и пытались узнать правду о трагедии при Цусиме.

Но если большинство офицеров еще можно было держать в повиновении запретами, то среди матросов, несмотря на удаление "зачинщиков", волнение нарастало. Война окончилась, а призванных из запаса продолжали держать на службе. Возмущение такой несправедливостью могло выплеснуться, как это было на "Потемкине", революционным восстанием, и К.П.Иессен решил разрядить обстановку и немедленно отправить на родину всех подлежавших увольнению в запас. Не имея возможности зафрахтовать пароход в Коломбо, где тогда стоял отряд, он приказал "Богатырю" доставить всех увольняемых в Порт-Саид и там, если удастся, найти подходящий пароход, отправить запасных в Одессу, не ожидая подхода отряда. 17 января К.П.Иессен простился с запасными, приветствовавшими адмирала с борта уходящего "Богатыря". Справедливость была восстановлена, опасность бунта устранена (123 Так же поступили в ноябре 1905 г. и на интернированных в Маниле кораблях отряда контр-адмирала О.А.Энквиста "Аврора", "Олег", "Жемчуг": 133 матроса отправились домой на попутном отечественном транспорте "Ливония" (и в вину это адмиралу не ставили).). Но иначе посмотрела на дело петербургская бюрократия.

Придя в себя от шока после событий 1905 г., утопив в крови восстание на "Очакове", царизм взял курс на оголтелую реакцию и начал подтягивать гайки своей военной машины. В отставку была отправлена чуть ли не вся верхушка командования Черноморским флотом, не сумевшая справиться с "Потемкиным", массовым репрессиям Подверглись все офицеры Черноморского флота, не поддержавшие усмирителя Севастопольского восстания Г.П.Чухнина; в назидание другим отправили в отставку даже героя "Варяга" флигель-адъютанта В. Ф. Руднева, не пожелавшего стать жандармом. Гроза нависла и над "свиты его величества" контр-адмиралом К.П.Иессеном. "Крайне недоволен, что в столь серьезном деле, как списание запасных и отделение "Богатыря" от отряда, вы не спросили разрешения и тем лишили отряд практики совместного плавания. Значит, вам крейсер не нужен для совместного плавания..." (ЦГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 28079, л. 59.) - упражнялся в ханжестве морской министр А.А.Бирилев, сообщая К.П.Иессену в Джибути, что теперь "Богатырю", ожидавшему отряд в Порт-Саиде, приказано следовать дальше самостоятельно. Так "воспитывал" своих адмиралов первый морской министр, призванный "реформировать и обновить" флот и Морское ведомство.

Опыты радиосвязи с уходившим 17 января из Коломбо "Богатырем" оборвались на дальности всего 2 мили. Для налаживания в отряде столь быстро "сдавшей" техники была создана комиссия под председательством командира "России". На пути в Джибути дальность довели до 8-14 миль, на подходе к Суэцу до 16-18 и уже в Средиземном море в переговорах с немецкой станцией на африканском берегу достигли дальности 150 миль. Расходясь в пути, проверяли действие дневных и ночных сигналов с помощью флагов и прожекторов, продолжали учения, отрабатывали быстроту маневра "Человек за бортом". Суэцкий канал прошли без остановки, освещая путь и берега собственными прожекторами. В Порт-Саиде почти борт о борт с нашими кораблями оказался английский крейсер "Минерва", поразивший исключительной организованностью службы, была оценена также защитная по-военному темно-шаровая окраска корабля, в том числе и медной обшивки. "Крейсер, видимо, подтянут и выдраен и представляет большой контраст с нашими крейсерами "Россия", и особенно "Громобой"..." - с горечью записывали в историческом журнале отряда. "Драить", конечно, умели и русские офицеры, но наши корабли были измотаны в боях и тяжелых переходах и обстановка для этого была совсем неподходящей.

В Алжирском порту, согласно маршруту, стояли с 18 февраля по 2 марта. Здесь корабли перекрасили: из белого цвета, в какой они были окрашены перед уходом из Владивостока,- в защитный шаровый цвет, теперь уже окончательно принятый на русском флоте. Взявший на себя эту инициативу К.П.Иессен мотивировал ее соответствием условиям военного времени, от которых никогда не следует отклоняться, и удобствами поддержания краски в чистом виде при малочисленной команде крейсеров.

Учебная стрельба по буксируемым щитам, проведенная в море на пути к Шербургу (Шербур), не дала удовлетворительных результатов. Крейсера, занятые ремонтом и посыльно-транспортной службой, не стреляли из орудий уже около года, для более чем половины комендоров, заменивших на "Громобое" ушедших старослужащих, это была вообще первая стрельба, осложнившаяся и впервые примененными оптическими прицелами.

Серьезные недостатки в организации службы на "Громобое" выявил и проведенный К.П.Иессеном 10 марта смотр кораблям отряда. Старшему офицеру было поставлено на вид, многим офицерам объявлялись выговоры, мерам по наведению порядка посвящался ряд приказов командующего отрядом. Но не так просто было восстановить ту творческую обстановку в кают-компании, то особое рвение офицеров к службе, которое только одно, передаваясь матросам, создает душу корабля и делает его действительно боеспособным. Офицерский состав крейсеров, значительно обновленный, испытывал глубокий духовный надлом, вызванный военными поражениями и сгущавшейся над страной реакцией деградирующего самодержавного режима. На "Богатыре" дошло до того, что пришлось списать и отправить в Россию старшего офицера флигель-адъютанта капитана 2 ранга К.А.Бойсмана, ранее состоявшего в адъютантах у наследника цесаревича. Неслыханным был и тот факт, что на стоянке в Сабанге только кают-компания "России" собралась вместе встретить Новый год.

Безрадостной была встреча с Либавским портом, его огромной и такой пустынной теперь гаванью, всего чуть больше года назад провожавшей на Восток армаду контр-адмирала 3.П.Рожественского. Следуя непрекращавшимся призывам из Петербурга "всячески ускорить прибытие" в Либаву, К.П.Иессен привел отряд вечером 26 марта. Здесь его уже поджидал вице-адмирал Н.И.Скрыдлов, имевший поручение провести отряду инспекторский смотр. Архивные документы сохранили множество вариантов того выговора, которым бюрократия спешила отблагодарить единственного в той войне адмирала, сумевшего привести на родину свой с честью воевавший отряд. Припомнили ему все его своевольства (опустив только, но подразумевая историю с К.А.Бойсманом) и медленность движения, которая не могла быть оправдана "никакими исключительными соображениями", и пренебрежение полученными указаниями торопиться, о которых он не счел даже нужным объявить в приказе по отряду. Указывались и выявленное смотром "неудовлетворительное состояние судов отряда как в отношении их боевой готовности, так и внешней чистоты и порядка, а также низкий уровень воинской дисциплины и знаний в командах отряда...". Все это было отнесено "к недостаточно внимательному и серьезному отношению к своим обязанностям командующего отрядом, не поставившего себе целью создать из судов вверенного ему отряда внушительную военную силу" (ЦГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 28079, л. 150.). После доклада А.А.Бирилева Николай II выговор К.П.Иессену утвердил. Ответом на эту постыдную комедию был незамедлительный рапорт К.П.Иессена об отставке. Изношенные, с трудом добравшиеся до родины корабли, никак не могли представлять тогда "внушительную военную силу". Переведенные в Кронштадт, они быстро растеряли и офицерский состав, и команды, и были поставлены на длительный ремонт. История Владивостокского отряда крейсеров закончилась.